От Составителей

 

                Данная работа имеет своей целью обобщить и систематизировать имеющуюся информацию, чтобы пролить свет на историю народа халонов, их уклад жизни и роль в истории Средиземья, по крайней мере - района их обитания (Эред Нимрайс и прилегающие территории: Дунланд, соврем. Рохан, Итилиен).

                Насколько разрозненна и противоречива эта информация, показывает хотя бы разнобой в названиях: дунландцы (всеобщ.), дунгары (роханск.), горные вастаки, дикие горцы (нуменорск. , Гондор). Эти названия часто фактически неправильны (как "дунландцы"), в большинстве случаев оскорбительны или по иным причинам неприемлемы. Среди самоназваний в разное время и в разных регионах использовались следующие: Родлинты, Чорал-кин ты, Чор-Флам, Халон (Халинта). Последний из упомянутых терминов представляется наиболее общим, распроcтраненым географически и устойчивнм во времени. В то же время он подчеркивает и отличия от этнически близких групп (напр., Лесных Людей). Строго говоря, было бы вернее передать это слово как "кхалон": в руническом написании, в принятой на территории Огленда версии, это слово и родственные ему начинаются знаком, означающим "к" с придыханием. Но, как более удобопроизносимая и благозвучная для читателя, была выбрана транскрипция "халон", "халланд" и т.п.

                Столь же условными являются переводы некоторых титулов племенной верхушки разных племен и т.п.; этот и подобные вопросы, при необходимости, обсуждаются далее по тексту, по мере упоминания.

                Сведения о халонах, почерпнутые в Гондорской библиотеке, немногочисленны, отрывочны, нередко противоречивы или нелогичны. Это легко понять, вспомнв, что почти все контакты нуменорцев или их потомков с халонами ограничивались военным противостоянием. Отсюда - тенденциозиость и необъективность летописцев.

                Наиболее тщательное изучение вышеупомянутых материалов провел в свое время Саруман Белый, он же первым начал исследование эпоса халонов, устной истории этого народа. Часть его записей сохранилась в Ортханке и оказала последующим исследователям истории халонов неоценимую услугу.  Здесь приводятся некоторые легенды, относящиеся к ключевым моментам истории халонов. Естественно, этот источник также необъективен, и требует весьма критического отношения. Однако тексты легенд приводятся в наиболее неискаженном виде, а все оценки и дополнительные сведения выносятся в комментарии. Надо отметить также, что многие легенды встречаются в разных селениях, разных племенах халонов с небольшими вариациями. Это позволяет считать неискаженные фрагменты наиболее сохранными, а разночтения дают пищу для серьезного анализа. Как правило, разночтения, даже для самых древних легенд, очень невелики. Это во многом объясняется традицией изустной дословной передачи легенд и тем особым вниманием, которое этим легендам уделялось. Рассказчики считали делом своей чести неискаженное запоминание длиннейших текстов и демонстрировали в этой области феноменальные способности. Поэтому изустный способ передачи и хранения легенд оказался надежнее письменного.

                Перевод оригинальных текстов легенд является отдельной проблемой. Как и всякий перевод, он неоднозначен и допускает варианты; при необходимости это отмечено в примечании. К сожалению, язык, стиль данных переводов выражает особенности стиля разных переводчиков, либо сотрудничавших с ними писателей, в большей степени, чем особенности языка оригинала. А ведь архаичный язык начала Второй Эпохи очень сильно отличается от языка Третьей Эпохи; и даже за относительно короткое время существования Младших княжеств сформировались отдельные диалекты, отличные друг от друга и от более консервативного языка Старшего княжества. Передача этих оттенков остается задачей последующих работ в начатом нами направлении.

                Чтобы меньше отвлекать читателя от целостного восприятия легенд, вся дополнительная информация выносится в примечания.

                Впервые упомянутые имена обозначаются знаком "*": их произношение, значение, а иногда - и биографическая справка приводится после окончания соответствующей легенды. Знаком "**" отмечаются случаи, когда примечание необходимо для понимания смысла данного текста. Такие примечания помещаются на той же странице и при необходимости нумеруются ("**1", "**2" и и.д.). Знаком "***" обозначаются фрагменты, часто дублируемые в разных легендах; либо обстоятельства, важные для понимания всех легенд данного периода. Такие материалы выносятся в отдельные разделы и нумеруются в пределах всего сборника.

                Даты приводятся по летоисчислению Средиземья, однако они, в большинстве случаев, достаточно условны. Дело в том, что летоисчисления в полном смысле этого слова у халонов не было. В Огленде изначально было заимствованное от Белых Отшельников летоисчисление; затем было принято летоисчисление Гондора, и некоторое время обе системы существовали параллельно .

                Поэтому за основу берутся упоминаемые в летописях Средиземья события, такие даты считаются достоверными и в тексте подчеркнуты. Затем, по расстоянии от них ("три года спустя", "на десять лет раньше" и т.д.), указанному в легенде, устанавливаются даты других событий. Таким образом можно перекрыть весь интервал истории халонов, однако встречаются серьезные нестыковки и несоответствия между датами, отсчитанными от разных событий или по разным легендам. Часто это объясняется округлением цифр, либо их приближенным указанием ("два поколения спустя", "около тридцати лет правления" и т.п.). Возраст исторических фигур также часто приводится со случайными и намеренными отклонениями: в легенде, по логике событий последующей, возраст персонажа может иногда оказаться тем же, а то и меньше, чем в предшествующей. Однако, такие отклонения невелики и объясняются вполне понятной необъективностью или неосведомленностью свидетелей.  Полный объем изученного материала велик; однако, основная масса легенд, преданий, хроник и т.п., использованных нами для анализа истории народа халонов, для публикации не подготовлена и не предназначена. Свою задачу Редакция и коллектив исследователей видели в том, чтобы изложить свою концепцию истории и традиций народа халонов, проиллюстрировав ее немногими наиболее характерными легендами.  Мы надеемся, что первая столь широкая публикация вызовет интерес других исследователей, и наша работа будет развита и продолжена.

 

 

Песня О Древних Временах

 

(EmD,DEm)2   hc,ca gf#g e(h)

   Em            C

Я трону струны осторожно

   D                   Em

Старинной песней многосложной.

   C           D7      G

Я трону память лет тревожных.

            C      D    Em

Молчать об этом - невозможно.

 

Спою о тех, что раньше жили,

Чья кровь струится в ваших жилах.

Чтоб вашим детям послужили

Те песни, что тогда сложили.

 

Давно на прах распалось тело,

Доспехи прочные истлели,

Но все же имя их и дело

С бесплотной песней долетели.

 

Года сменяются годами,

Но песня властна над веками.

Как наяву, перед глазами

Дела тех дней да будут с вами.

 

Хоть время грудится горою,

людей столетия не скроют.

Подлец и трус мелькнут порою,

И вечно в памяти герои.

 

Судьба людей, как ветер, вертит.

Поступки тщательно проверьте:

Ведь жить нам долго после смерти,

Хотя бы в памяти - поверьте!

 

Всю память прожитых столетий

Вы завещайте вашим детям,

Поскольку, кто не  помнит это, -

Тот недостоин жить на свете...

 

 

         Легенда О Бавлонах

 

  Em D(7) ,G H7 . C Am , D Em

     Em       D7     G         H7

1. В далекие годы в долинах предгорных

      C          Am        D       Em

  Жил странный народ - водяные бавлоны.

  Скользили на лодках по глади озерной,

  На пищу готовили рыбу и зерна.

 

2. Озера и реки давали им пищу,

  Они на воде создавали жилища.

  За то и назвали их так, безусловно:

  "Бобриный народ"- вот что значит "Бавлоны".

 

3. Они невысокими, рыжими были,

  Сильны необычной, отчаянной силой.

  Отвагой и ловкостью славилось племя,

  Но были добры, дружелюбны со всеми.

 

4. В то давнее время в долины предгорий

  Пришли наши предки, спасаясь от горя;

  А следом за ними зловещим потоком

  Стремились кувары, Ульфанга потомки.

 

5. Бавлоны приют беглецам подарили,

  За это враги покарать их решили.

  Мы вместе сражались с той вражеской силой,

  Друзьями остались, и кровь свою слили.

 

6. Бавлонов тогда оставалось так мало,-

  И вот их уже, чистокровных, не стало.

  Единый народ, что назвался "халоны",

  В высокие горы ушел от погони.

 

7. Хоть племени нет, и забыто наречье,

  Возможны с бавлонов потомками встречи.

  Средь черных голов вспыхнет рыжее пламя,-

  Бавлонская кровь навсегда будет с нами.

 

8. Глаза голубые, и рыжие кудри,-

  - примета счастливая, скажет вам мудрый.

  Им много дано, и судьба благосклонна

  К далеким потомкам ушедших бавлонов.

 

ПРИМЕЧАНИЯ И КОММЕНТАРИИ

 

                Надо заметить, что в стихотворном переводе как "долины предгорий" переведено выражение, буквально означающее "влажные долины перед горами", что не одно и то же. Видимо, это означает пойму реки Энтова Купель, или Онтава (Entwash).

                Эта легенда наиболее древнее из исторических (т.е. не мифологических) преданий о происхождении народа халонов. Собственно, народ халонов как таковой сформировался уже после описанных в легенде событий в горных долинах Эред Нимрайс, названных "Халланд". Более ранние события относятся к началу Второй эпохи Средиземья, Великому Переселению народов после разрушения Белерианда; о том времени достоверные сведения вообще отсутствуют. Можно только принять на веру, что кочевые предки халонов ведут происхождение от вастаков дома Бора, а загадочные бавлоны какая-то ветвь северных эдайн, т.е. отдаленные родственники предков рохиррим. Легенда утверждает, что бавлоны были мирно ассимилированы и исчезли только ввиду малочисленности. Это необычно для того жестокого времени, но подтверждается отношением халонов к наследственным признакам бавлонов у их отдаленных потомков. К потомкам враждебного, побежденного или подчиненного племени отношение было бы совсем иным (сравни с "Легендой о Гэнчине").Что же касается куваров, этот народ как таковой исчез уже в середине Второй эпохи, и о них ничего достоверно не известно, кроме как из халонских легенд.

                При коллективном исполнении этой легенды в наиболее полном варианте, помимо обычных музыкальных средств, постоянно используется "свиурил", тростниковая дудочка, предположительно бавлонского происхождения.

 

 

         Легенда О Арлихаре

 

 Em        C       Am       D        Em

1. В этом мире спокойствие редко гостит,

         Am7                H7

   воин должен быть вечно готов

         Am      D7      G       C

   от разгула стихии родных защитить,

         Am                H7

   и от натиска злобных врагов...

        Am7    D7      G7+    C

   Если тают надежды и силы людей,

         C              H7

   А беды все страшнее удар,

 Em       Am     Hm

   ( Появляйся скорей, )2р.

   Em   Am       D       Em

   Появляйся скорей, Арлихар!

    (Т`мэтинури - ра сэг,)2р.

    Рану сэг, о Арлихар!

2. Говорят, что немало сменилось веков,

   много в реках сменилось воды,

   не менялся лишь тот, кто все время готов

   защитить свой народ от беды.

   Тот же меч, конь такой же, под тем же седлом,

   Добрый взгляд, и славный удар...

   Называют его - одиноким бойцом,

   Называют его - Арлихар.

    (Хэ иннимри лих сэл, )2р.

    Хэ иннимри - о, Арлихар!

3. В мире доблестней путь, и трудней, не найти:

   Суждено ему быть одному.

   Ни семьи, ни угла, - чтоб все время в пути,

   Чтоб ничто не мешало ему

   Мчаться ночью и днем, ощущая душой

   Каждый дальний набатный удар...

   ( Ты не знаешь покой,)2р.

   Ты не знаешь покой, Арлихар!

    ( Тэ кезноври  ленрил,)2р.

    Тэ кезноври, о Арлихар!

4. Может быть, он бессмертным за подвиги стал,

  Или, может быть, время велит,

  Чтобы имя достойнейший вновь принимал,

  Словно меч от отца, или щит,

  Чтоб скакал без оглядки навстречу судьбе,

  Чтоб шептали, и молод, и стар:

   ( Путь счастливый тебе,)2р.

  Путь счастливый тебе, Арлихар!

   ( Ахэл эмрил доти,)2р.

   Ахэл эмрил, о, Арлихар!

 

 

           Бубконзинг

    (Песня О Бубконе)

 

      C      C            G7          C

1.Владыка Бубкон, лучший царь всех времен,

     C7               F

  Издал знаменитый закон:

     F        Fm       C          A7

  Велел он веселье считать не бездельем,  ¦

     Dm       G      C                    ¦2p.

  И этим прославился он.                  ¦

 

2.Владыка Бубкон был настолько умен,

  что звезды подсчитывал он,

  но выпитых кружек во время пирушек

  не мог сосчитать даже он.

 

3.Владыка Бубкон был в сраженьях силен.

  Войну вел по-своему он:

  Три дня пировал, только день воевал,

  И враг был всегда побежден.

         Хоть было все это давно,

         Нам точно известно одно:

         Был молод он вечно,

         Ведь жил он беспечно

         И пил молодое вино !

 

4.Владыка Бубкон был во многих влюблен.

  Везде, где ни странствовал он,

  Уж как это вышло, - рождались мальчишки

  Точь-в-точь, как Владыка Бубкон !

 

5.Владыка Бубкон был объемист нутром,

  мог всех перепить за столом.

  Однажды спьяна, выпив речку до дна,

  Спросил: "Что случилось с вином?"

 

6.Владыка Бубкон - лучший царь всех времен,

  пусть кружек наполненных звон

  звучит бесконечно, чтоб славился вечно

  веселый Владыка Бубкон !

 

 

Легенда O Брэлоне

 

                Было время, поведали мне; когда прервался род первых владык нашего народа, пришедших в Халланд издалека.

                И было то время для народа халонов трудным и опасным.

                Суровые зимы надолго задерживались в горах, и люди умирали от холода.

                Неурожайным и дождливым оказывалось лето, и люди умирали от голода.

                И люди, живущие в горах и долинах, ради пищи нападали на соседей, и люди умирали от ран.

                Тогда старейшины всех родов собрались на Большой Совет, и договорились впредь решать все вопросы сообща.

                И чтобы никто не смел этим решениям возразить, скрепили договор кровью рук своих, и страшной клятвой поклялись за себя и своих потомков.

                И разные поселения, и разные роды, и разные долины, где жили халоны, стали заодно, как пальцы одной руки, как руки одного человека, как люди одной семьи.

                И тогда стал народ халонов сильнее любой беды.

                Раньше враждебные соседи нападали на халонов, сжигали наши жилища, и угоняли наши стада, и убивали наших людей.

                Став единым, народ халонов ответил болью за боль, и кровью за кровь сторицей,

                И сгорели жилища врагов, и стали нашими стада их, а сами враги были убиты или бежали далеко.

                И Мудрые решали все дела на благо народа халонов, чтобы один не мог решать за всех, но все решали сообща.

                Лишь на время войны Мудрые выбирали верховного вождя для воинов, ибо в бою нет времен для совещаний. И тогда лишь один решает, кому жить, а кому умереть; но после боя вождь держит за все ответ перед Мудрыми и перед своим племенем.

                Но пришла снова беда в долины халонов, ибо бежавшие враги собрали своих соплеменников и сородичей, и вернулись отомстить халонам за свое поражение.

                И вел их вождь и великий воин по имени Арана. (1**)

                И было их больше, чем листьев на деревьях, и больше, чем могла вместить одна долина.

                И Мудрые призвали старшим вождем Суэлхара Суришлона, ибо был он опытным вождем и смелым бойцом, и был мудр не по годам; совсем, как его отец Сулеур, глава Совета Мудрых.

                И был тогда некий вождь по имени Брэлон Крудэл ("Хищный"); из своего селения и соседних в его долине привел он двести воинов, верных ему, и не хотел он слушать других вождей.

                Брэлон был высок и могуч, и силен буйной силой, как дикий зверь. И его черные волосы неуемно росли и завивались, густые, как медвежья шерсть; и его черная борода была длинной, как у старцев, хоть и был тогда Брэлон еще молод. От молодости и силы был он в себе уверен и не хотел слушать никого. Но верховным вождем его никто не хотел признавать, кроме его верных воинов, которые кричали: "Веди нас, Брэлон!" - и били себя кулаком по груди, и стучали мечами по щитам.

                И перед большим сражением, когда Брэлон хвалился силой и отвагой, Суэлхар повелел ему, как самому сильному и самому отважному, идти в бой впереди.

                Но повеление вызвало несогласие Брэлона. Он начал спорить, и затеял драку, и убил Суэлхара.

                И никто не мог помешать этому, ибо верные воины Брэлона встали вокруг. И они кричали: "Веди нас, Брэлон!".

                И в это время враги напали первыми, и впереди был сам Арана, и никто не мог ему противостоять.

                И воины Суэлхара, не слыша приказов вождя, растерялись, и стали порознь отходить. И много их было убито.

                И тогда Брэлон во главе своих воинов бросился в бой. И его воины кричали: "Веди нас, Брэлон!"; и тогда многие другие воины халонов подхватили этот клич.

                И Брэлон встретился с Араной, и разрубил его со всеми доспехами от плеча до пояса одним ударом.

                И увидев это, дрогнули враги, и обратились в бегство.

                А Брэлон преследовал их и убивал десятками. и никто не мог противостоять ему.

                И воины Брэлона кричали: "Веди нас, Брэлон!", и преследовали врага, и рубили бегущих.

                И воины халонов со всех сторон бросались на врагов и отрезали им дорогу к отступлению.

                И враги бросали тяжелые щиты, и оружие бросали, но никто не смог убежать.

                А иные молили о пощаде с раскрытыми руками, но Брэлон не щадил никого, и его воины никого не щадили.

                И так все враги были убиты, хоть и было их много, очень много, гораздо больше, чем халонов.

                Их было слишком много, воинов Араны, и было очень тяжело их хоронить. А силы воинов были истощены великой битвой, и предыдущими битвами тоже. И осталось их очень мало. И поэтому воины не стали хоронить ни чужих, ни своих, закрытых телами врагов.

                И они просто ушли из этой долины, где вся земля была залита кровыо и закрыта телами, и назвали эту долину "Долиной мертвых".

                И долго в эту долину не ходил никто , кроме хищных зверей и пожирателей падали, и стаи стервятников над этой долиной долго виднелись издалека. И даже поколение спустя тот, кто лопадал в эту долину, видел на земле по склонам долины во множестве человеческие кости.

                И когда вернулись воины, должен был Брэлон предстать перед Советом Мудрых, и он предстал.

                Но он не пришел один и безоружный, как велел закон, ибо никому не разрешалось вносить оружие на Совет; Брэлона же принесли на руках его верные воины, вооруженные и в доспехах. И они кричали громко: "Веди нас, Брэлон!".

                И упрекнул его Сулеур:

                - Ты, Брэлон. больше не верховный вождь, ибо война закончена. Почему же ты пришел на Совет, как на битву, с воинами и оружием?

                И сказал ему Сулеур:

                - Ты, Брэлон, много убил врагов, но не меньше ты погубил и своих дерзким непослушанием. И окрасил свой меч кровью соплеменника, сына моего. Кок ты оправдаешься за это злодеяние?

                И ответил Брэлон:

                - Ты, Сулеур, говоришь со мной, словно я потерпел поражение и должен ждать твоего суда, как провинившийся мальчишка. Но я - победитель, а победителей не судят. Именно я принес вам победу! Именно я сразил непобедимого Арану! Именно я уничтожил врагов до последнего! А теперь мне говорят: "Ты все сделал не так!". А теперь мне говорят: "Ты больше не нужен!". А теперь мне говорит: "Ты больше не вождь!". Но теперь говорю я, и все должны это слушать!

                И воины крикнули:

                - Веди нас, Брэлон!

                И продолжил Брэлон:

                - Нет равных мне, и не будет, кроме разве что моих потомков . Поэтому я говорю: "И в военное время, и в мирное останусь я вождем.". И горе тому, кто не подчинится!

                И воины воскликнули:

                - Веди нас, Брэлон!

                И продолжил Брэлон:

                - И дети мои наследуют мне, как было в прежние времена, пока не прервался род первых владык нашего народа. И горе тому, кто не подчинится!

                И вновь воины крикнули:

                - Веди нас, Брэлон!

                Но возразил Сулеур:

                - Ты хороший воин и можешь быть хорошим военачальником, Брэлон, но в мирное время нужнее мир и согласие, чем оружие; и мудрость полезнее, чем сила.

                И расхохотался Брэлон:

                - Что стоит мудрость, если нет силы защитить ее от несогласных? Что стоит твоя мудрость против моей силы сейчас?

                И он ударил Мудрого, словно шутя, но тот упал наземь, и смог только изречь проклятие, и замолчал навеки, и не пошевелился больше.

                Вот что сказал Сулеур:

                - Да будет власть твоя проклятьем тебе и потомкам твоим !

                И зароптал безоружный народ, но воины крикнули грозно:

 - Веди нас, Брэлон ! - и разогнали всех прочь.

                И никто больше не смел возразить.

 

                              ПРИМЕЧАНИЯ

**1 Сведения о куварах, народе Араны, отрывочны и туманны. Из более ранних легенд известно о давнем родстве и столь же давней вражде этого народа с народом халонов. Предполагается, что речь идет о вастаках, ветви потомков дома Улъфанга (см. в дальнейш.)

**2 Клич воинов Брэлона в оригинале звучит как "Баш'ра, о 'Брэлон", что означает буквально "Повелевай","Командуй". Данный вариант перевода выбран с целью сохранить ритм оригинала (прим. перев.)

Произношение и значение имен:

Суэл'хар -  "мудрый воин" .

Суриш'лон - "сын мудреца"

Суле'ур -  "Мудрейший"

'Брэлон -  "Медведь"

'Крудэл  -  "кровавый , хищный"

Ар'ана  - происх. предполож. от куварск."Къвар 'Ванэ" (военачальник)

 

 

 

Песня о Брэлоне

 

  Em      Am      H7          Em

1. Враг одних, и кумир - для других,

  Am                 D7      G

  что творил, он не ведал и сам.

  Am            H7       C

  Не жалел ни чужих, ни своих

   Am           H7       C

  Тот, который шагал по телам.

   Am   H7   Em

 

2. Он купался в крови, как в росе,

  Только в битве на месте он был,

  И его ненавидели все,

  Кроме тех, кто - безумно любил.

 

3. Но, когда запылал небосвод,

  И в дыму солнце скрыло свой лик,

  Смог страну защитить только тот,

  Кто был даже в злодействе велик.

 

4. А когда уже не было сил

  Осознать, что победа пришла,

  Тот, который врагов победил,

  Продолжал несвятые дела.

 

5. Что тревожить забвенье могил!

  Каждый после подумает сам:

  Хорошо ли, что он победил,-

  Тот, который шагал по телам?

  Что он значил, и кем же он был,-

  Тот, который шагал по телам...

 

О Куварах

 

Основным источником сведений о куварах являются халонские предания, поскольку предания кочевников сохранились гораздо хуже, а с другими народами кувары непосредственного контакта не имели. Происхождение самого названия спорно, как и его изначальное произношение. Ведь язык устных преданий хотя и с отставанием, но изменяется вслед за живым разговорным языком. Иероглифы и пиктограммы фонетической информации не содержат, а руническая письменность начала входить в обиход халонов только после основания Огленда, т.е. сохранила один диалект конца Второй Эпохи. Однако сравнительная лингвистика, т.е. сопоставление развития нескольких родственных языков, позволяет сделать вполне достоверные выводы.

 

 

Легенда о Чэлтайхаре

 

                Было так, что верховную власть над народом халонов захватил Брэлон Хищный, и никто не смог противостоять ему.

                И было то время плохим для нашего народа, хотя враги были разбиты, бежали далеко и боялись вернуться, а владения народа нашего умножились.

                Но ни благоденствия, ни мира, ни счастья не было в долинах Халланда.

                Беззаконие царило везде, и сильный грабил слабого, и подлый обворовывал честного.

                И никто уже не обращался за судом к вождю, ибо судил он не по законам, а как ему захочется, и поэтому часто невинный страдал больше виновного, а истец больше ответчика; и чаще всего обеим сторонам суд приносил только горе.

                И верные воины Брэлона вели себя среди своего народа, как на вражеской земле: брали все, что им нравится, и убивали несогласных, а Брэлон оправдывал своих разбойников; и если жители убивали воина Брэлона, то все войско в том селении учиняло грабеж, смерть и разрушение.

                Брэлон до конца дней своих сохранял великую силу. и не было равных ему. Даже когда черный цвет его волос стал сменяться седым, Брэлон поднимал камень. который шестеро лучших воинов двигали с трудом, и душил волка голыми руками, и с ножом побеждал медведя.

                Умер Брэлон во время пира. Пьяный, он разгневался на слугу за неловкость, и швырнул в него тяжелой чашей, но слуга успел увернуться. Брэлон разгневался от этого еще больше, и от гнева кровь бросилась ему в голову, и упал он, и умер сразу же. И прожил он на свете 60 лет.

                Било тогда у Брэлона три сына. Сначала жена его родила старшего сына, Тира, когда Брэлон еще не был верховным владыкой. Затем, на семь лет позже, она родила двух близнецов, по имени Вул и Бак, и умерла от этих родов. После того Брелон имел много женщин; лишь немногие отказывали ему, предпочитая смерть. Но своей женой он никого не признал и законных детей больше не имел.

                Тир был лицом и нравом не в отца, а в мать, потому многие его любили. Но, став Владыкой, правил он недолго около двух лет. Во время переправы через горную реку конь его оступился, Тира унесло течение и ударило о камень, и больше его никто не видел.*

                Тир был женат, и очень любил свою жену, но она была бесплодна, а Тир из любви к ней не хотел больше жениться, надеясь на чудо. Поэтому наследовать ему должен был либо Вул, либо Бак, и было тогда близнецам по 40 лет. Но так как были они во всем равны, невозможно было выбрать одного. И друг с другом они не могли договориться, ибо каждый боялся и ненавидел другого, и не верил брату своему. Их должен был рассудить поединок, но из-за недоверия своему противнику и собственным силам оба от поединка уклонились, и начали воевать чужими руками.

                Каждый давно, еще при жизни Брэлона, начал подбирать себе верных людей, и теперь весь народ был расколот междоусобицей на две части, но силы были равны и никто не мог одержать верх.. И пришло горе в долины Халланда, смерть и разрушения, хуже, чем от вражеского нашествия. Многие селения тогда опустели, и люди бежали в горы, и в неприступных местах создавали новые свободные селения.

                И тогда к Вулу пришел ночью молодой воин, одетый в черное. Незамеченным он проник в лагерь, и дошел до самого шатра повелителя, и лишь там сдался страже. Отдал свое оружие: лук со стрелами, короткий меч и кинжал, и просил отвести его к повелителю. Воина обыскали, не нашли больше оружия и провели к Вулу; тот по ночам не спал, ибо опасался измены. И телохранителей при себе постоянно держал двух, а не одного, ибо одному боялся довериться.

                Спросил воина Вул:

- Кто ты такой и зачем пришел ко мне?

                Ответил воин:

                - Зовут меня Чэлтайхар, и пришел я к тебе по долгу кровной мести. Враги твои убили моих родных, на службе у тебя я смогу за все отомстить.

                И спросил Вул:

                - Чем докажешь ты сказанное?

                И поклялся Чэлтайхар страшной клятвой, что каждое его слово истинно.

                Но тогда Вул еще не поверил воину и спросил:

                - Чем ты хочешь мне послужить?

                Ответил Чэлтайхар:

                - Я ночной охотник с детства. Я смог обмануть твою стражу, смогу обмануть и вражескую. Умею я и охранять, но долг мести зовет меня самого охотиться за врагом.

                И сначала оставил Вул воина в ночной страже, под особым наблюдением. На третью ночь после этого Чэлтайхар поймал и убил вражеского лазутчика, и голову его принес повелителю.

                И сказал Вул:

                Теперь я вижу, что ты не друг врагу моему, ибо это Даммурил, верный слуга врага моего и лучший из его лазутчиков. Мой верный Грэлхар* убит недавно и его голову Бак выставил на частокол, хочешь ли занять его место?

                И поблагодарил Чэлтайхар Вула за честь и доверие, и принял от него кольчугу работы лучших мастеров.

                Затем отправился Чэлтайхар в лагерь врага и не возвращался неделю, и его уже считали пропавшим, когда он вернулся, как и раньше, ночью, и принес в мешке голову воеводы из войска Бака.

                И сказал Вул:

                - Я вижу, ты враг врага моего, и эта добыча меня утешила, но не обрадовала; ибо в твое отсутствие враги из засады убили моего воеводу и сбросили его тело в пропасть. Не хочешь ли занять его место?

                Ответил Чэлтайхар:

                - Благодарю за честь и доверие, о повелитель. Но пусть каждый занимается своим делом. Я привык воевать ночью и в одиночку, а командовать войском не умею. Лучше я отправлюсь за новой добычей, чтобы достойно обрадовать тебя.

                И согласился с ним Вул, и одарил воина драгоценным перстнем, знаком немалой власти.

                И снова ушел Чэлтайхар, и через неделю вновь вернулся с добычей. В мешке он принес голову юноши, единственного сына Бака.

                И сказал Вул:

                - Теперь я вику ты смертельный враг врага моего, ибо теперь не будет тебе покоя и места на земле, пока он жив! И не будет тебе защитника, кроме меня и моего войска. Но и эта добыча меня лишь утешила, а не порадовала, ибо без тебя враги коварно напали на моего единственного сына и похитили его.

                И сказал Чэлтайхар:

                - О повелитель, велико твое горе, и никто не в силах исправить его, но я смогу отомстить достойно! Лишь одну просьбу я хочу высказать.

                И сказал Вул:

                - Проси что хочешь!

                И сказал Чэлтайхар:

                - Для хорошей охоты нужно хорошее оружие. Я знаю, у тебя хранится всесокрушающий кинжал отца твоего, великого Брэлона; дай его мне, и я принесу тебе голову врага твоего!

                Тогда Вул достал из тайника кинжал, выкованный каким-то волшебным мастером и неведомым путем попавший к Брэлону. Этот кинжал легко пробивал кольчуги, и побеждал там, где другое оружие бессильно. И этот кинжал в ножнах передали Чэлтайхару телохранители, ибо никому не доверял Вул.

                Чэлтайхар принял оружие, поклонился и вышел. И через несколько дней Чэлтайхар появился у шатра Вула, как обычно, ночью и с мешком. Его, как обычно, обыскали и впустили безоружным. И сказал Чэлтайхар:

- О повелитель, я принес тебе достойный дар!

и вынул из мешка голову Бака. И взял Вул эту голову за волосы, и долго смотрел в лицо брата-близнеца, как две капли воды похожего на него самого. И все молчали, пораженные этим сходством.

                И сказал, наконец. Вул:

                - Порадовал ты меня, великий воин! Какой же ты награды теперь хочешь?

                 И сказал Чэлтайхар:

- Позволь, о повелитель, я сначала поведаю, как совершил этот подвиг,

 и начал описывать, как пробирался в лагерь врага, все ближе и ближе к шатру предводителя. В самый захватывающий момент Чэлтайхар произнес: "Тогда я взял тот кинжал, которым ты меня вооружил..."

                И с этими словами Чэлтайхар спокойно достал из мешка тот самый кинжал и вонзил его в горло Вулу. Затем он убил одного телохранителя и тяжко ранил другого прежде, чем кто-либо опомнился от неожиданного нападения. Потом воин отрубил голову Вула, сложил обе головы в мешок, распорол кинжалом шатер и скрылся в темноте.

                Наутро, в ближайшем свободном селении, он рассказал людям всю правду.

                Изначально имя воина было Суэлхар, и был он внук Суэлхара, убитого Брэлоном, и правнук Сулеура, также убитого. Так он смог, наконец, пресечь род Брэлона до последнего человека, и кончить великую междоусобицу, ибо со смертью Бака и Вула войска их распались; и многие воины, наиболее виновные в грабежах и насилиях, пытались бежать. но везде их настигала месть, и нигде не было им пристанища.

                И вновь собрались, впервые за полвека, старейшины и все родоначальники, и снова поклялись в единстве великой клятвой.

                И решили они: чтобы не повторилась история Брэлона, пусть будет верховная власть наследственной, и передается по закону от отца к сыну. Старейшины же пусть будут советниками вождя, и они будут присягать каждому вновь пришедшему вождю в верности, а он им в уважении. И стал после того первым верховным вождем Суэлхар, внук Суэлхара, который с тех пор и до конца дней своих носил только имя Чэлтайхар. И род его уже не прерывался.

 

                        ПРИМЕЧАНИЯ.

                * Став верховным вождем, Тир пытался ограничить власть военачальников и произвол воинов, чем нажил сразу много сильных врагов. Поэтому возможно, что "несчастный случай" был подстроен, инсценирован, а то и вовсе выдуман убийцами из числа приближенных Брэлона. В некоторых вариантах легенды есть намеки на это, но прямых утверждений нет.

                * "Грэлхар" значит "разведчик", "лазутчик". Возможно, этим словом обозначается должность, а не имя (прим. переводчика)

 

 

Песня о смысле жизни.

 

pimiaimi  Em ef#ga Em hd C c eg D f#d Em eh

 Em        C     D     Em   f# g

Всех нас разные манят дали,

 Em Am     H7          Em

И дорогу   найти   непросто.

 Em        Am7     D7    G

Ждут  нас радости и печали,-

  Am                   H7

Как ответишь на все вопросы...

 Em     Am      D7     G

Всех вопросов важнее этот:

 Em        C     D     Em

Для чего ты живешь на свете?

 Em        C     D     Em

 

Не бывает всего и сразу,

Надо взвешивать: либо - либо.

Будет сердце решать - и разум,

А получишь за свой же выбор,

Как ты жизнью своей ответил, -

Для чего ты живешь на свете...

 

Долго спорить с судьбой придется,

Время смотрит суровым взглядом.

Тот, кто прям, - и в грозу не гнется,

Тот, кто крив, - и без ветра гадок.

Проверяет суровый ветер:

Для чего ты живешь на свете?

 

Кто получит и боль, и раны, -

Людям честным на свете туго.

Кто-то будет в одежде драной,

Потому, что не предал друга...

Лишь потомки оценят это -

Для чего ты живешь на свете...

 

Кто получит за ложь и гнусность

Те монеты, что лягут долгом.

Кто получит сполна за трусость

Годы жизни, на горе долгой...

Но в конце предстоит ответить:

- Для чего же ты жил на свете?..

 

 

Закон Чэлтайхара

 

                Воцарившись, Владыка Чэлтайхар завоевал общую любовь и почет. Он старательно залечивал раны, нанесенные войной, но до полного мира и спокойствия было еще далеко. После воины и междоусобицы мужчин было мало; и, хотя, каждый по древнему обычаю имел несколько жен, ибо брал в жены вдов убитых братьев, и детей рождалось много, но они были еще малы. а мужчин становилось все меньше. Они гибли в боях и с разбойниками, которых много стало в лихие годы, и с воинами самозванца Брэлона, которые стали такими же разбойниками, и с осмелевшими куварами с равнин.

                Но хуже всего было то, что продолжалась кровная месть: ведь обычай мести требовал смерть за смерть, поэтому вражда не утихала, пока один из враждующих родов не был выбит полностью.

                И, когда прошло уже десять лет владычества Чэлтайхара, удалось справиться и с разбойниками, и с чужаками, - а месть продолжала уносить лучших бойцов. так что весь народ халонов мог исчезнуть.

                Тогда повелел Чэлтайхар: прекратить все междоусобицы, и карать отныне за месть. как за злое убийство. - но карать будут только назначенные люди из дружины, прочим же такое право не дано.

                И возразили ему тогда: о Владыка, ведь ты же сам показал всем пример справедливой кровной мести!

                Но ответил Чэлтайхар: 

 - Моя месть спасла мой народ от гибели, а нынче именно месть грозит его погубить.

                И согласились с этим все старейшины, и разнесли глашатаи приказ Владыки по всем селениям.

                Чэлтайхар же приказал найти всех помнящих древние законы и призвать к нему.

                Но безуспешно искали Помнящих. ибо все знали Закон с чужих слов и неточно, и каждый переиначивал на свой лад. Наконец, нашли в пещере старца, давно ушедшего от событий в мире, и привели его вместе с двумя юношами-учениками к Чэлтайхару.

                Было старцу больше лет, чем любому из живущих: он был уже пожилым, когда пришел Брэлон; и сам видел ужасного Арану; и помнил Великое Объединение, ибо уже жил во времена Большого Совета старейшин. И все законы тех лет хранил он в своей памяти.

                Старец плохо видел и плохо слышал; и юноша был его глазами, и мальчик был его ушами.

                И сказал ему Владыка, а мальчик все повторял в ухо:  

- О, Ваэл Мемриш, можешь ли ты прочесть нам закон?

                 и старец прошелестел чуть слышно, указав на юношу: 

- Он скажет.

                И юноша начал читать, олово в слово, а мальчик повторял старцу, и тот кивал согласно.

                И Чэлтайхар слушал его, но когда дошли до закона мести - "око за око, зуб за зуб, кровь за кровь, смерть за смерть - он прервал чтение и сказал:  

- Я, владыка, повелеваю: этот закон надо изменить.

                И продолжал говорить:    "Если человек убит человеком из чужого рода, сам убийца или его род вносят виру - выкуп за смерть, или же, если родные убитого требуют мщения, дело выносится на суд вождя и старейшин.

                Если убийство было непреднамеренным, и есть тому доказательства, и вира вносится сразу, то мщение недопустимо.

                Если убийство было необходимо для защиты жизни, или жилища. или имущества от нападения убитого; или если убитый долго и намеренно оскорблял убийцу и есть тому доказательства, то вира не нужна и мщение недопустимо.

                Если убийство было предумышленным, злобным и жестоким, или из корысти, или убиты люди беззащитные, или убийца убил не впервые, и есть тому достаточные доказательства, - убийца карается смертью без суда, и карают его люди вождя.

                Если кто берется карать убийцу, не имея на то прав, кроме права мести, то за это карается людьми вождя без суда.

                Если же доказательств нет, или же они спорны, только суд вождя и старейшин вправе решить вопрос о жизни и смерти."

                И заставил Чэлтайхар Помнящих повторять все слово в слово, пока не убедился, что новый закон все запомнили верно. И многие другие законы он исправил, по делам нынешней жизни.

                И затем созвал всех Старейшин, и всех Помнящих, и певцов, или сказителей, и учеников их, и желающих учиться;

                и повелел старцу и его ученикам говорить закон, а прочим - повторять, и так повторяли, пока не стали все Помнящие говорить одно, слово в слово.

                И тогда Помнящие получили знаки власти, и вместе со старейшинами отправились по селениям нести Закон.

                И вскоре после того убийства из мести совсем прекратились.

 

                           ПРИМЕЧАНИЯ

Мемриш - "Помнящий"; "Ваэл-Мемриш" - Великий Помнящий.

Чэлтайхар - "Ночной Воин" - Владыка народа халонов, первый законно изб-

                ранный пожизненный вождь, основатель новой династии Владык Халланда

                (см. "Легенда о Чэлтайхаре")

Брэлон - "Медведь" - вождь-самозванец, правил 30 лет и передал власть

                своем детям - предшественникам Чэлтайхара.

 

 

Агорпач

                Правление Чэлтайхара открыло эпоху спокойной и безбедной жизни для народа халонов. Затягивались раны, нанесенные страшной междоусобицей, вырастали в мире воины и военачальники, бравшие оружие почти только для обучения владению им, ибо память о смутном времени удерживала от братоубийства, и закон Чэлтайхара соблюдался неукоснительно.

                Но все меньше единства было между халонами. Сильные и гордые отказывались выполнять чужую волю, даже волю старших и Владык Халланда. а те боялись применить против непокорных силу, чтобы не впасть в грех братоубийства. И так слуга старался стать выше господина, и каждая деревня считалась своим государством, непокорным внешней воле. И, хотя род Владык Халланда продолжался, и титул переходил от отца к сыну, но власть и значение Владык терялись. В такое время получил в свой черед титул Владыки Гэлхар Нодирлун, прозываемый многими также Кехар Ваэл-Нуриш*, ибо мог он только просить, но не повелевать*. Он не стеснялся ходить в заплатанных одеяниях, что дошли к нему от прежних Владык, обветшав и потеряв величие вместе с титулом.

                Не раз твердил Ваэл-Нуриш, что на нем род Владык и кончится, ибо трижды рождались у него дети, и каждый раз дочери , Но, когда уже сорока лет достиг Гэлхар, и всякая надежда была потеряна, неожиданно родился сын, прозванный сразу же "счастливчик". Затем это имя навсегда пристало к мальчику, ибо удача сопутствовала ему во всем. Как-то на прогулке ребенок и слуги попали под камнепад. Все трое слуг были всерьез ранены, а мальчик не получил ни царапины. Везло Счастливчику и при игре в кости.

                С малых лет Агорпач имел гордый нрав, в отличие от своего отца, Как-то Владыка разговаривал с молодым правителем долины, по имени Гитэлхар, прекратившим платить дань. Гитэлхар держался надменно и непочтительно, на уговоры отвечал смехом. Вдруг в зал вбежал Агорпач, которому тогда не было еще и десяти лет, и закричал:

                -Отец! Не смей перед ним унижаться! А ты, слуга, как смеешь так разговаривать со своим господином! и вскочил на стул, чтобы дотянуться рукой до лица воина.

                Все замолчали, ожидая, что же будет, но Гитэлхар со смехом сказал: "Вот настоящий Владыка, которому я готов принести клятву верности!" и преклонил колено перед мальчиком.

                Всерьез ли были сказаны те слова, но Гитэлхар с тех пор и до конца дней своих стал Агорпачу верным слугой, правой рукой во всех делах Владыки.

                Когда наследник достиг совершеннолетия, одряхлевший Гэлхар с облегчением передал ему титул и власть, удалился от дел и вскоре умер. Новый владыка начал борьбу за объединение страны и укрепление своей власти. Вначале лишь немногие военачальники, а больше старейшины поддерживали его. Но неугомонный Агорпач обошел и объехал всю страну, и к каждому сердцу нашел ключик. Слабых пугал, гордых хвалил, жадным сулил, щедрых просил, и понемногу в руках молодого Владыки стала собираться настоящая власть.

                В это время получилось так, что ни северных равнинах стали усиливаться кочевники. Степные кувары, разбросанные по равнинам остатки некогда великого народа, отступали и оказались прижатыми к горам Халланда. Тогда они прислали послов к Владыке, прося разрешения пройти через земли халонов к своим сородичам, горным куварам, уцелевшим в восточных долинах.

                Давно прошли те времена, когда кувары смели нападать на халонов, и все же Агорпач считал существование куваров угрозой и опасался их усиления при соединении со степными сородичами, а потому отказал послам в просьбе.

                От отчаяния, или же от неверия в силу молодого Владыки, но степные кувары убили халонских воинов, стоявших на дороге, и двинулись своим путем.

                Агорпач объявил поход возмездия, и призвал под свои знамена всех, способных носить оружие. Были и такие правители, что не ответили на приказ Владыки, но и при этом Агорпач собрал такое войско, какого уже века не видели халонские долины. С этим войском он пришел следом за беглецами в долины куваров и потребовал выдачи виновных на расправу, но получил отказ. Так началась Последняя Куварская война. Силы были неравными, к тому же, хотя воины халонов давно не воевали всерьез, но держать оружие не разучились и храбрости не утеряли. Вскоре кувары были окончательно и бесповоротно разбиты и истреблены. Лишь немногочисленные остатки смогли бежать в безлюдные и бесплодные горы, дальше на восток.

                После этой войны сила и влияние Владыки возросли еще больше. Те знатные правнтели, что пришли под его знамена, тем самым признали его власть. Те же, что решили остаться в стороне, вызвали недовольство своих же воинов и старейшин, а потому быстро лишились и власти. Вскоре лишь один недовольный остался, правитель дальней западной долины, по имени Лиглон *. К этой долине следующей весной привел Агорпач соединенное войско, и превосходство его в силе было явным. Но гордый Лиглон не желал покориться, а его воины и старейшины поддержали его. Тогда Агорпач, чтобы не допустить кровопролития, предложил Лиглону поединок, или же игру в кости. При этом победитель получал титул и власть Владыки. а побежденный и его сторонники отказывались от мести. Лиглон согласился на поединок, и они бились очень долго, ибо оба были великими воинами. Но удача не оставила Счастливчика: под ногой его противника пошатнулся камень, и Агорпач успел выбить меч из руки Лиглона, но подарил побежденному жизнь, и так на месте противников обрел друзей и подданных.

                Агорпач восстановил единство и мощь державы халонов. Жил он долго и счастливо, на радость своим подданным.

 

                         ПРИМЕЧАНИЯ

Агор'пач (букв. "золотая рука" ) "счастливчик"

Гитэл'хар "Гордый воин" '

Лиглон "Орел"

*  Прозвище пародирует имя и титул горе-Владыки:

                "Гэл'хар" означает "Небесный воин", "Ке'хар" "Не воин".

                титул Владыки звучит "Ва'эл-'Башриш", т.е. "Великий Повелитель";

                "Ва'эл-'Нуриш" "Великий Попрошайка".

 

 

Битва Хромого Властелина.

Ваэландский вариант

 

                "Было время, поведали мне; когда землей Халланда стал править Агорпач Гэлхарлон, Счастливчик, и смог он соединить все силы народа халонов под своей рукой. Последняя Куварская война привела к истреблению давних врагов, владения народа халонов расширились, а силы укрепились.

                Долгим было правление Владыки, заслужившего прозвание Несравненный. Сила и удача неизменно сопутствовали ему, и владения народа халонов при нем немало увеличились. Весел и неутомим был Владыка, равно в бою и на пиру. И вырастил он троих сыновей.

                Старший, Энар, получил прозвище Хальнич - Хромец - ибо в отрочестве неудачной была его охота, и кабан повредил ему ногу. Тогда же появились и шрамы на его лице. Был он и так невелик ростом, а хромая нога словно еще более укоротила его. Был он неразговорчив, угрюм; ни в бою, ни на охоте он почти не появлялся из-за увечья, - правда, немногие близкие знали, что Хальнич имеет зоркий глаз и глубокий ум, что нет ему равных в стрельбе из лука, что и прочие воинские искусства он, редко применяя, все же знает не хуже бывалых воинов, что в руках его -  сила и выносливость, невероятные для столь тщедушного с виду тела. Но Хромой был нелюдим и не хвастлив, так что немногие знали его по достоинству.

                Столь же нелюдим и неразговорчив был и Эндар, средний сын, хотя не имел на то подобных причин. Он был высокого роста, строен, красив лицом. И умениями многими отличался, ибо легко добивался многого; но ничто не вызывало в нем длительных и серьезных устремлений и желаний, и даже жил он словно нехотя, и за глаза называли его Кеэч ("Никто").

                Зато младший, Энтар, по праву носящий прозвище Ахар ("Богатырь"), был весел за троих. Гордый вид, яркая одежда, громкий голос выделяли его издалека в любой толпе. Его ухоженные пышные волосы блестели, как золото, улыбка не сходила с его лица, поразительно красивого. Правда, говорят о нем и то, что был он слишком самолюбив, хвастлив и безрассуден, но веселый нрав привлекал к нему многих. Он любил женщин, и они любили его, - потому он вкушал удовольствие сверх меры, но не спешил жениться, когда старшие-молчуны уже растили детей. Еще Ахар любил вино, веселые застолья, шутки и смех. Корил его отец часто, но и любил, пожалуй, больше всех.

                Даже самой долгой, самой счастливой жизни приходит конец. Владыка Агорпач Несравненный умер в спокойной старости, на руках сыновей, и достойные жертвы облегчили его путь в Страну Мертвых; а затем, по обычаю, собрались лучшие воины, и мудрые старейшины, и самые уважаемые люди народа, с сыновьями Владыки на тризну. И встал, как то полагалось, старший сын с кубком, и начал поминальное слово. Немногословен он был, как обычно, но веско звучало каждое его слово. И вдруг громкий смех прервал его речь. То смеялся младший из сыновей Владыки, Ахар, и даже устремленные к нему взгляды не смутили его. Видимо, уже изрядно принял он хмельного раньше времени, если смог, смеясь, воскликнуть:

 - Взгляните-ка на него! Еле виден над столом, а говорит так, словно уже стал Владыкой. Но этого еще не было, и быть не должно.

                Все замолчали от неслыханной дерзости, а Хальнич промолвил только:

 - О брат, одумайся!

                Но младший поднялся во весь свой богатырский рост и продолжал:

                 - Один только смех для любого племени! На что же годен подобный вождь? Куда он сможет нас вести, чтобы не рассыпаться по дороге?

                И снова старший сказал:

                 - Дух нашего отца еще слышит нас! Вновь говорю тебе, о младший мой брат, - одумайся!

                Но избыток хмельного уже взял в плен душу младшего, и забыл он все приличия, и еще более дерзкие слова вскричал он:

                 - Да, первым родился ты, - но первый блин вышел комом! Неужели же народ наш примет такой позор, как власть хромого недоростка?

                Не изменилось лицо старшего, только глаза вспыхнули гневом, и словно выше стал он, когда изрек:

                 - Да, на голову длиннее ты, - но проку ли в том, если пуста твоя красивая голова? Гораздо позорнее твоя глупость и неотесанность. В третий раз говорю тебе - одумайся!

                Ни эти слова, ни общий ропот не смутили Ахара - он совсем потерял голову:

                 - Даю тебе срок до новолуния, чтобы ты успел уползти подальше. Иначе посмотрим, чего стоит твоя умная голова против моего меча!

                И повернулся старший брат к среднему, и вопросил:

                 - О брат мой, ты молчишь - но неужели ты не слышал всего? Поможешь ли мне образумить младшего брата нашего?

                На то ответил Эндар, не глядя на Хромого:

                 - Я не посягаю на власть - не по праву, да и не по нраву мне она. Не мое это дело - разбирайтесь сами.

                И, сказав это, вышел вон, и скрылся в своем шатре.

                И сказал тогда Хромец:

 - О, отец мой! Не гневайся на меня в новолуние!

И, сказав это, также вышел прочь Хромой, и тоже удалился в свой шатер. И многие ушли вместе с ним.

                Долго стояла затем тишина, но все же вино взяло свое, и тризна продолжалась, только веселье не вернулось в тот вечер к пирующим.

                Две недели оставалось до новолуния, - и все это время младший продолжал пировать, и звал всех на свой недостойный пир. Многие из молодых и вправду соблазнились на веселье за богатым столом. Бывалые же воины роптали, собравшись у шатра старшего брата, а кто-то даже предлагал свое участие, чтобы наказать наглеца. Но старший только сверкнул глазами: "Уж не считаете ли и вы меня негодным калекой? - и заступники замолчали. У среднего же сына почти никого не осталось - только караул из дружины в срок сменялся у шатра. Но Эндар-Кеэч и не печалился о том, ибо не искал общества. А пирующие все так же веселились полночи, спали полдня и не загадывали на будущее. Старший же каждым утром, с первыми лучами светила, уходил с верными людьми в горы, и там с ними упражнялся в искусстве битвы с восхода до заката. Пятеро лучших воинов сменяли друг друга, пытаясь одолеть Хромого, но тот без устали отбивался, делая перерывы лишь для еды. В поселении же никто об этом не знал - ходили даже слухи, что Хромой действительно решил сбежать, или уже сбежал, и некоторые из воинов усомнились в своей верности.

                Хромой же, слыша о том, только смеялся: "Достойный не изменит, недостойных не жаль".

                Но в день новолуния пришел Хромой со свитой верных воинов и достойных людей прямо к пирующим, и предстал молча перед братом-ослушником. Тот расхохотался:

                "Ты еще не успел уползти? Не дать ли тебе еще срок?"

                Ответил Хальнич только:

                "Мой срок еще не пришел - твой же истекает. Последний раз говорю, брат мой, - образумься, покайся прилюдно, и забудем, что произошло!"

                Рассмеялся Ахар, выхватил меч и закружил его над головой вместо ответа. С грозой можно было его сравнить - огромен, как туча, боевой клич громом гремел, и молнией сверкали глаза, как и лезвие прославленного меча.

                Но любая гроза разбивается бессильно о древний утес. Так весь натиск младшего богатыря разбился о защиту старшего. Опыт и мастерство, сила воли и твердость духа встали против буйной ярости и молодой силы.

                Хальнич не делал ни одного лишнего движения, был спокоен и нетороплив; Ахар же наступал все быстрее и яростнее, но его меч лишь резал воздух со свистом, или натыкался на клинок Хромого. Вскоре раны появились на бедре и на плечах младшего брата, его же меч лишь несколько раз скользнул по доспехам старшего, не причинив вреда. Кровь Ахара струилась из ран, вместе с кровью и силы покидали Богатыря.

                Вот уже и стемнело, и загорелись факелы под безлунным темным небом; но и при свете факелов продолжался поединок столь же упорно. Отблески огня переливались на кольчугах, словно струи крови; одежда же Ахара, потемневшая от крови, казалась обугленной. Пар валил от него, как от костра валит дым.

                Движения Ахара замедлились, он дышал тяжело, пышные прежде волосы намокли от пота и липли ко лбу, застилая глаза. Старший же только слегка разгорячился, не потеряв бодрости. Лишь иногда Хальнич перекладывал меч из руки в руку, ничем больше не проявляя усталость. В бликах огня, с покрытым шрамами бестрепетным лицом, он был ужасен и грозен, словно сам бог войны, неустрашимый Крудэл Хар-Дан.

                И вот, когда клинки в очередной раз скрестились, Хальнич резко толкнул противника в грудь, подставил ногу - и Ахар во весь свой немалый рост растянулся у ног победителя. Хромой наступил на руку, еще держащую меч, свой же клинок приставил к горлу побежденного, и вопросил:

                 - Ну что, здоровый брат мой, - чьи ноги крепче?

                Тот лишь молчал, закрыв глаза и тяжело дыша. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском факелов и дыханием воинов.

                Хальнич жестом приказал привести среднего брата. Эндара разбудили и привели, и он предстал перед старшим, трепеща, ибо по дороге уже узнал обо всем.

                Молчание продолжалось, пока Ахар, все еще лежавший, не сказал:

                 - Ты победил, и победил достойно. Я заслужил смерть, и я готов к ней. Но не думай, что я буду плакать или молить о пощаде, лучше умереть, как подобает мужчине. Чего же ты медлишь?

                И Хальнич, убирая меч, произнес:

                 - Бывает час, когда познается цена всему. Однажды изменивший всегда изменник, однажды струсивший - всегда трус, однажды солгавший - всегда лжец. Мне не нужны ни твои слезы, ни твоя кровь, брат мой непочтительный. Но и ты мне не нужен. Земля велика, и как ни расширил отец наш владения халонов - места еще достаточно. Если ты воистину достоин его, если ты хочешь властвовать  -  так докажи свое право, создай себе новое владение - и да помогут тебе боги! Но для этого уходи, и уходи не медля. Пусть ляжет твой путь на полночь, и бери себе равнинных земель, сколько сможешь. А потом буду рад видеть тебя, как гостя - с миром и со славой.

                И ты не нужен мне, мой средний брат. Ты хотел остаться в стороне, когда не вправе был молчать, - как же верить тебе после этого? Но я не могу позволить тебе жить, не оставляя следа на земле; ты принадлежишь моему роду, и я должен заботиться о чести твоего имени, хотя бы и против твоего желания. Пусть жизнь заставит тебя показать, на что ты способен. Бери же и ты войско, и бери себе горы и долины, что на закат от нас!

                Братья положили свои мечи к ногам Хромого, и поклялись ему в верности, поклялись страшной клятвой не поднимать оружие против брата и не подпускать к нему врагов. И путь их затем воспет в легендах многих, мое же повествование на этом заканчивается. Ибо знаете вы, что основали младшие братья Младшие княжества, старший же остался на земле предков, именуемой теперь Старшим княжеством, надежно закрытой со всех сторон.

                Так было положено начало распадению единого прежде народа на три племени. И, хотя земли халонов затем умножились еще более, и сила наша возросла, и недаром названы были те времена Эпохой Первого Величия, - но в этом величии уже заложены были семена позднейшего падения".

                                                                                                                 

 

 

    Песня О Горном Цветке.

 

Em  Am  D7  G  C , Am7 Am C H7 Em

Em   Am Am7     D7    G      C

1.Не счесть прекраснейших цветов,

     Am           H7

  Но есть всего один,

Em   Am Am7     D7    G      C

  Способный жить среди снегов,

     Am           H7

  На высших из вершин.

        Am7     D7      G7+       C

  Как правда, прост, и бел, как снег,

     Am           H7

  Как горец, прям и тверд,

Em   Am Am7     D7    G      C

  Цветок, совсем как человек,

     Am           H7

  Быть выше прочих горд.

   Am7(V)   D7(V)      G7+       C

 

2.Куда тучней земля равнин,

  И дождь там теплый льет,

  Но там цветок моих вершин

  Зачахнет и умрет...

  Хоть здесь - холодная метель,

  И летом виден снег,

  Не ищет он чужих земель,

  Совсем, как человек.

 

3.Врагам на свете нет числа,

  Но вражая рука

  Еще коснуться не смогла

  Свободного цветка.

  Коль кто, как он, в горах рожден,

  Чей прям и честен взор,

  Тому дается в руки он,

  Цветок свободных гор.

 

4.Коль в жизни раз придет твой час,

  Тогда лишь только рви

  Цветок, который стал для нас

  Признанием в любви.

  Любимой все расскажет сам

  Яснее лишних слов

  Цветок, прозрачный, как роса,

  И нежный, как любовь.

 

5.Бывают в мире чудеса,

  Приятные для глаз.

  Прекрасны степи, и леса,

  Но только лишь у нас,

  Где так близка небес лазурь,

  Есть чудо из чудес:

  Цветок Чор-Флавон, Бэлеур,

  Иначе - эдельвейс.

 

 

Битва Хромого Властелина.

Ниландский вариант

 

                "Было время, поведали мне; когда землей Халланда стал править Агорпач Гэлхарлон, Счастливчик, и смог он соединить все силы на рода халонов под своей рукой. Последняя Куварская война привела к истреблению давних врагов, владения народа халонов расширились, а силы укрепились.

                Долгим было правление Владыки, заслужившего прозвание Несравненный. Сила и удача неизменно сопутствовали ему, и владения на рода халонов при нем немало увеличились. Весел и неутомим был Владыка, равно в бою и на пиру. И вырастил он троих сыновей.

                Старший, Энар, получил прозвище Хальнич - Хромец - ибо в отрочестве неудачной была его охота, и кабан повредил ему ногу. Тог да же появились и шрамы на его лице. Был он и так невелик ростом, а хромая нога словно еще более укоротила его. Был он неразговорчив, угрюм; ни в бою, ни на охоте он почти не появлялся из-за увечья, - и силы, и способности свои он таил от людей, как и за мысли свои.

                Столь же нелюдим и неразговорчив был и Эндар, средний сын,  хотя не имел на то подобных причин. Он был высокого роста, строен, красив лицом. И умениями многими отличался, ибо легко добивался многого; но ничто не вызывало в нем длительных и серьезных устремлений и желаний, и даже жил он словно нехотя, и за глаза называли его Кеэч ("Никто").

                Зато младший, Энтар, по праву носящий прозвище Ахар ("Бога тырь"), был весел за троих. Гордый вид, яркая одежда, громкий голос выделяли его издалека в любой толпе. Его ухоженные пышные волосы блестели, как золото, улыбка не сходила с его лица, поразительно красивого. Веселый нрав привлекал к нему многих. Он любил женщин, и они любили его, - потому он вкушал удовольствие сверх меры, но не спешил жениться, когда старшие-молчуны уже растили детей. Еще Ахар любил вино, веселые застолья, шутки и смех. Корил его отец часто, но и любил, пожалуй, больше всех.

                Даже самой долгой, самой счастливой жизни приходит конец. Владыка Агорпач Несравненный умер в спокойной старости, на руках сыновей, и достойные жертвы облегчили его путь в Страну Мертвых; а затем, по обычаю, собрались лучшие воины, и мудрые старейшины, и самые уважаемые люди народа, с сыновьями Владыки на тризну. И встал, как то полагалось, старший сын с кубком, и начал поминальное слово. И вдруг громкий смех прервал его речь. То смеялся младший из сыновей Владыки, Ахар, и даже устремленные к нему взгляды не смутили его. Воскликнул звонко Ахар: "Взгляните-ка на него! Еле виден над столом, а говорит так, словно уже стал Владыкой. Но этого еще не было, и быть не должно".

                Все замолчали от неожиданности, а Хальнич смог промолвить только: "О брат, одумайся!"

                Но младший поднялся во весь свой богатырский рост и продолжал:

                - Один только смех для любого племени! На что же годен подобный вождь? Куда он сможет нас вести, чтобы не рассыпаться по до роге?

                И снова Хромой сказал, желая смутить брата его возрастом:

                - Дух нашего отца еще слышит нас! Вновь говорю тебе, о младший мой брат, - одумайся!

                Но молодая дерзость Ахара не ведала границ:

                - Да, первым родился ты, - но первый блин вышел комом! Неужели же народ наш примет такой позор, как власть хромого недоростка?

                Злость звучала в голосе Хромого:

                - Да, на голову длиннее ты, - но проку ли в том, если пуста твоя красивая голова? Гораздо позорнее твоя глупость и неотесанность. В третий раз говорю тебе - одумайся!

                Гордый Ахар не снес оскорблений, но и кровопролития не хотел. Лишь одно сказал он сгоряча:

                - Даю тебе срок до новолуния, чтобы ты успел уползти подальше. Иначе посмотрим, чего стоит твоя умная голова против моего меча!

                И повернулся старший брат к среднему, и вопросил:

                - О брат мой, ты молчишь - но неужели ты не слышал всего? По можешь ли мне образумить младшего брата нашего?

                На то ответил Эндар, не глядя на Хромого:

                - Я не посягаю на власть - не по праву, да и не по нраву мне она. Не мое это дело - разбирайтесь сами.

                И, сказав это, вышел вон, и скрылся в своем шатре.

                И сказал тогда Хромец: "О, отец мой! Не гневайся на меня в новолуние!". И, сказав это, также вышел прочь Хромой, и тоже уда лился в свой шатер. И многие ушли вместе с ним.

                Долго стояла затем тишина, но все же вино взяло свое, и тризна продолжалась, только веселье не вернулось в тот вечер к пирующим. Но Ахар надеялся, что дело решено, и оставил заботы.

                Две недели оставалось до новолуния, - и все это время младший продолжал пировать, и звал всех на свой щедрый пир. Многие, особенно из молодых, собрались на веселье за богатым столом. Старые же воины, забывшие собственную молодость, роптали, собравшись у шатра старшего брата, а кто-то даже предлагал свое участие, что бы общей силой одолеть дерзкого богатыря. Но старший только сверкнул глазами: "Уж не считаете ли и вы меня негодным калекой? - «и заступники замолчали. У среднего же сына почти никого не оста лось - только караул из дружины в срок сменялся у шатра. Но Эндар-Кеэч и не печалился о том, ибо не искал общества. А пирующие все так же веселились полночи, спали полдня и не загадывали на будущее. Старший же каждым утром, с первыми лучами светила, уходил с верными людьми в горы, и там тайно упражнялся в искусстве битвы с восхода до заката. Пятеро лучших воинов сменяли друг друга, пытаясь одолеть Хромого, но тот без устали отбивался, де лая перерывы лишь для еды. В поселении же никто об этом не знал, и люди поверили, что Хромой действительно решил сбежать, или уже сбежал.

                Но в день новолуния пришел Хромой со свитой верных воинов и других созванных им людей прямо к пирующим, и предстал молча перед братом. Ахар расхохотался:

                "Ты еще не успел уползти? Не дать ли тебе еще срок?"

                Ответил Хальнич только:

                "Мой срок еще не пришел - твой же истекает. Последний раз говорю, брат мой, - образумься, покайся прилюдно, и забудем, что произошло!"

                Рассмеялся Ахар, выхватил меч и закружил его над головой вместо ответа. С грозой можно было его сравнить - огромен, как туча, боевой клич громом гремел, и молнией сверкали глаза, как и лезвие прославленного меча.

                Однако сила Ахара, не ожидавшего, что его слова так серьезно будут приняты, была ослаблена весельем на пиру; и доспех его был легким, только короткую кольчугу согласился надеть богатырь. Хальнич же, тайно готовясь к поединку пол-месяца, пришел бодрым и подготовленным, в надежном тяжелом доспехе.

                Поэтому Хальнич был спокоен и нетороплив; Ахар же наступал все быстрее и яростнее, но его меч не мог поразить Хромого. Вскоре раны появились на бедре и на плечах младшего брата, его же меч лишь несколько раз скользнул по доспехам старшего, не причинив вреда. Кровь Ахара струилась из ран, вместе с кровью и силы покидали Богатыря.

                Вот уже и стемнело, и загорелись факелы под безлунным темным небом; но и при свете факелов продолжался поединок столь же упор но. Отблески огня переливались на кольчугах, словно струи крови; одежда же Ахара, потемневшая от крови, казалась обугленной. Пар валил от него, как от костра валит дым. Немногие могли бы сражаться столь долго так, как сражался он; и все же, слишком неравны были условия этого поединка с самого начала.

                Движения Ахара замедлились, он дышал тяжело, пышные прежде волосы намокли от пота и липли ко лбу, застилая глаза. Хальнич же перекладывал меч из руки в руку, и оттого не проявлял усталость. В бликах огня, с покрытым шрамами жестоким лицом, он был ужасен и грозен, словно сам бог войны, Крудэл Хар-Дан.

                И вот, когда клинки в очередной раз скрестились, Хальнич рез ко толкнул противника в грудь, подставил ногу - и Ахар во весь свой немалый рост растянулся у ног победителя. Хромой наступил на руку, еще держащую меч, свой же клинок приставил к горлу побежденного, и вопросил:

                - Ну что, здоровый брат мой, - чьи ноги крепче?

                Коварно поверженный Ахар молчал, закрыв глаза и тяжело дыша. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском факелов и дыханием воинов.

                Хальнич жестом приказал привести среднего брата. Эндара разбудили и привели, и он предстал перед старшим, трепеща, ибо по дороге уже узнал обо всем.

                Молчание продолжалось, пока Ахар, все еще лежавший, не сказал:

                - Ты победил, и победил достойно. Я заслужил смерть, и я готов к ней. Но не думай, что я буду плакать или молить о пощаде,  лучше умереть, как подобает мужчине. Чего же ты медлишь?

                И Хальнич, убирая меч, произнес:

                - Бывает час, когда познается цена всему. Однажды изменивший всегда изменник, однажды струсивший - всегда трус, однажды солгавший - всегда лжец. Мне не нужны ни твои слезы, ни твоя кровь, брат мой непочтительный. Но и ты мне не нужен. Земля велика, и как ни расширил отец наш владения халонов - места еще достаточно. Если ты воистину достоин его, если ты хочешь властвовать  -  так докажи свое право, создай себе новое владение - и да помогут тебе боги! Но для этого уходи, и уходи не медля. Пусть ляжет твой путь на полночь, и бери себе равнинных земель, сколько сможешь. А потом буду рад видеть тебя, как гостя - с миром и со славой.

                И признал свое согласие Ахар, а Хальнич обратился к Эндару:

                - И ты не нужен мне, мой средний брат. Ты хотел остаться в стороне, когда не вправе был молчать, - как же верить тебе после этого? Но я не могу позволить тебе жить, не оставляя следа на земле; ты принадлежишь моему роду, и я должен заботиться о чести твоего имени, хотя бы и против твоего желания. Пусть жизнь заставит тебя показать, на что ты способен. Бери же и ты войско, и бери себе горы и долины, что на закат от нас!

                Братья положили свои мечи к ногам Хромого, и поклялись ему в верности, поклялись страшной клятвой не поднимать оружие против брата и не подпускать к нему врагов. И путь их затем воспет в легендах многих, мое же повествование на этом заканчивается. Ибо знаете вы, что основали младшие братья Младшие княжества, старший же остался на земле предков, именуемой теперь Старшим княжеством, надежно закрытой со всех сторон. Ахар погиб вскоре, посланный на верную смерть; однако его верные воины сумели продолжить дело его, и посреди степей возник гордый вольный Ниланд.

                Так было положено начало распадению единого прежде народа на три племени. И, хотя земли халонов затем умножились еще более, и сила наша возросла, и недаром названы были те времена Эпохой Первого Величия, - но в этом величии уже заложены были семена позднейшего падения".

 

 

Основание Ниланда

 

                Ахар Энтар, первый владыка Ниланда, был послан старшим братом, чтобы основать новое государство, способное защитить Халланд от внешних врагов. В то время Ахар был неженат, хотя была у него возлюбленная Раурис, нравом похожая на него. В танцах и пении не было ей равных, как Ахару не было равных в бою. Но из-за легкомыслия молодого Ахара между влюбленными произошла размолвка. Гордая девушка родила сына от Ахара вне брака и назвала именем отца. Перед походом, предчувствуя опасность, Ахар пришел к Раурис, добился её прощения и совершил обряд по обычаю предков: объявил её своей женой, а ребенка своим сыном и наследником. Тогда мальчику было два года, и он остался в Халланде, а Раурис решила разделить с мужем трудности и опасности похода.

                Среди халонов Ахара любили и уважали многие, особенно молодые воины, поэтому было много желающих идти с ним. В поход отправились поначалу 300 воинов и 30 лошадей; взяли с собой также и небольшое стадо скота для разведения и пропитания на первое время.

                Древние легенды рассказывали об опасностях, грозящих на равнине; и, когда отряд вышел из предгорий на простор равнины, горцы поначалу чувствовали себя очень неуютно, но упорно двигались вперед в боевом порядке. К концу дня они покинули предгорья, и остались вдали вершины Трезубца...

 

 

         Песня Степняков

 

                F        C          Dm     E7

     1.Степь стремится, звеня, под копыта коня,

                Am        G        E7

       Все пути нам открыты на свете,

                Am   D7         G        E7

       И в любые века мог догнать степняка

                Am      H7          C/Em

       Только ветер, один только ветер.

 

     2.Много пришлых вождей рвались в бездну степей,

       Чтобы править на всем этом свете.

       Нам чужой не указ, и свободнее нас

       Только ветер, один только ветер.

 

     3.Отыскать, где степняк, все старается враг,

       Но напрасны старания эти.

       Хоть ищи сотню лет, знает этот секрет

       Только ветер, один только ветер.

 

     4.Вольным ветром дыша, рвется в песню душа,

       Кто-то песней на песню ответит.

       Хоть немало друзей, всех родней и верней

       Только ветер, один только ветер.

 

 

Ахар Ахарлон

 

                Он был рожден в Халланде, но прожил там лишь три первых года своей жизни; рожден вне брака и вне закона, а стал повелителем могущественного государства.

                Сын Ахара Основателя, Агорпачлона, он был признан как сын и наследник незадолго до гибели отца. Ахар был коварно убит кочевниками; вдова его, Раурис, сумела хитростью отомстить врагам. Она испросила у старшего брата покойного мужа, владыки Халланда, освобождения от брака с ним, как велся обычай халонов; и такое освобождение было дано. Тогда Раурис объявила своим мужем Харриша, верного военачальника Ахара; но все обязанности и права Владыки оставила за собой до совершеннолетия Ахарлона, законного наследника. Я говорю о правах и обязанностях Владыки; хоть и не сразу был признан этот титул, но завоеванные Ахаром земли становились самостоятельным государством, как его ни называй, и этот край - так он и остался под названием Ниланд, "равнина", - требовал управления. Так неженские дела и заботы легли на плечи Раурис, но она оказалась достойной покойного Ахара. Твердой рукой она правила подданными, и никто не смел ослушаться ее; разумны и полезны были все ее дела, и договоры с соседними племенами кочевников она заключала выгодно. Кочевники поражались ее красоте и уважали ее величие; и то и другое было равно достойно уважения и восхищения. Харриш оставался военачальником, но не жалел и времени для мальчика, заменяя ему отца. Юный Ахарлон рос не по дням, а по часам, богатырской статью и цветом волос в своего отца. С малых лет он был все время среди воинов, рано начал обучаться ратному искусству. Харриш, который сам был великим воином, передал воспитаннику все свое умение, а со временем ученик и превзошел учителя, раньше всего в верховой езде, непривычной для горца.

                Овладев конем, юный Ахарлон из мальчишеского озорства и тщеславия старался иной раз ускакать от наставника, и все чаще ему это удавалось, пока такое озорство не кончилось бедой. Однажды Ахарлон умчался далеко в степь, и там за ним погнались юноши-кочевники. От этой погони Ахарлон не смог ни оторваться, ни отбиться; его связали арканом и чуть не угнали в плен, но вовремя успел Харриш. Меткими стрелами он повалил коней, а затем в пешей схватке добил и всадников. Освобожденный Ахарлон при этом прикрывал Харриша со спины и спас от предательских ударов. Было тогда мальчику двенадцать лет, но он уже выглядел как совершеннолетний юноша. Ахарлон зарекся своевольничать после того случая; но на этом беды не кончились.

                Из пятерых кочевников, напавших на Ахарлона, один был наследником высокого рода; и он был убит на земле, которую кочевники считали своей. Ярость степняков не знала предела, Раурис же была тверда и не признавала вины за халонами. Несколько кочевых племен объединились для войны, и началось Первое Большое Вторжение кочевников в Ниланд.

                Хотя халоны оказались в меньшинстве, сила и твердость обеспечили им победу. В решающем сражении Харриш был тяжко ранен, тогда Ахарлон возглавил войско и повел его вперед, и враги не выдержали натиска. Эта битва для Ахарлона заменила обряд посвящения. Он был признан совершеннолетним и владыкой Ниланда, и так началось его долгое царствование.

                Раурис, удалившись от дел, успела родить дочь и сына, но и первенца она не оставляла заботой и советом, особенно первое время. Безрассудно смелый, Ахарлон не раз заставлял мать волноваться из-за его дальних выездов в степь; но удача хранила юного Владыку, а в минуты опасности он и сам мог за себя постоять.

                За необычный цвет волос, богатырскую стать и редкостную силу, а также великое воинское искусство, кочевники выделяли Ахарлона среди всех халонов, называя его "Галдынтан" - "Золотой царь". К тому же ясный разум государственного мужа не оставлял Ахара даже в самых отчаянных его предприятиях; скорее, он иной раз изображал безрассудство, чтобы сбить кого-то с толку. Много удивительных легенд, связанных с именем Ахар Ахарлона, осталось и в народе Ниланда, и среди кочевников. А там, где творят историю люди, подобные Ахарлону, действительность кажется невероятнее любых легенд.

                Уважение, даже можно сказать преклонение кочевников перед Ахарлоном обеспечили Ниланду долгий мир. Конечно, этот мир не был безмятежным. Иной раз заключенный договор разные стороны толковали по-разному, или же договор, заключенный с одним племенем, не признавало другое. Часто юноши, с той или с другой стороны, стремились померяться с чужаками силой и удалью, вторгались на чужую землю или угоняли скот. Такое озорство нередко кончалось кровопролитием, что могло бы стать причиной большой войны, как степной пожар может вспыхнуть от неосторожной искры. Но Золотой Царь каждый раз улаживал дело ко взаимному удовлетворению.

                Могучее здоровье позволило Ахарлону прожить и царствовать на редкость долго. Конечно, время сгибает и самые могучие плечи. Когда кудри Золотого Царя стали серебряными, все больше дел и поручений брал на себя его сын Ваэлпач. Но последнее слово Ахарлон и тогда оставлял за собой, и ясность разума не изменила ему до последнего дня.

                Ахарлон дождался совершеннолетия внука и внучки, хотел дождаться и правнуков но не успел. Золотой Царь всегда вставал раньше солнца, но однажды весенним утром не проснулся, так и остался навеки спать с улыбкой на губах, словно видя во сне свою буйную юность.

                Пышно и торжественно провожал народ Ниланда своего вождя в Страну Мертвых. Кочевники тоже прислали на похороны почетнейших послов со щедрыми дарами. Но слишком различны были обычаи двух народов: поведение степняков на тризне показалось для халонов оскорбительным. Кочевники также сочли себя оскорбленными; и, покидая Ниланд, они объявили, что все договоры о мире и добрососедстве были заключены лично с Золотым Царем, но не с его народом, и потому теперь эти договоры недействительны.

                Став Владыкой, Ваэлпач пытался подготовить Ниланд к войне, и уладить с кочевниками дело мирно. Сын Ахарлона показал себя смелым и умелым воином, и Владыкой дсотойным, но разве мог он сравниться со своим великолепным отцом! Началось Второе Большое Вторжение, которое возглавил вождь по имени Торнах. И в этот раз халоны оказались сильнее, но в решающем сражении Ваэлпач погиб, недолго пробыв Владыкой. Его сын (и внук Ахара Ахарлона) Хар-Викриш довершил победу и жестоко расправился с зачинщиками вторжения, обеспечив Ниланду мир еще на поколения.

                Но это уже совсем другая история. 

 

 

Легенда О Гэнчине

 

                "...У Владыки по имени Ваэлпач, правившего в то время Ниландом, была младшая дочь, красавица Гуирис. Владыка взял ее с собой, когда имел встречу с вождями кочевников. На беду, вождь по имени Каймат, увидев Гуирис, воспылал к ней нечистой страстью и даже посмел просить руки ее у отца, но получил позорный отказ. Тогда Каймат побудил Торнаха, вождя большого племени, и других вождей с ним, напасть на Ниланд. Началась большая война, и много крови пролилось. Каймат же смог похитить дочь владыки, и овладел ей насильно. И от этого явился на свет плод похоти и ненависти, бессердечное чудовище по имени Гэнчин, демон в облике человеческом.

                Ниланд выстоял, хоть и многочисленны были его враги. Одержав победу, воины халонов казнили зачинщиков и пытались найти Гуирис, но узнали только, что она умерла при родах. Землей же Ниланда стал править владыка Хар-Викриш, старший сын прежнего владыки, ибо тот погиб в бою; и долго правление его было спокойным.

                Тем временем Гэнчин подрастал. Всем ненавистный и всех ненавидящий, потомок противоестественного союза возмечтал править над всей равниной, и править народом, состоящим из таких же полукровок, как он сам, - дабы никто впредь не мог его упрекнуть происхождением. После совершеннолетия и смерти отца Гэнчин был лишен прав наследства - и тогда он обратился за помощью против своих соплеменников к Хар-Викришу, настаивая на своем родстве с ним. Но владыка отказал Гэнчину.

                Тогда изгнанник собрал отряд из таких же отщепенцев, как он сам, и назвал их "Степные Волки", и начал мстить своим братьям, и собирать в свои руки власть над кочевниками, обещая им захват и разграбление Ниланда. И законы кочевников заменил Гэнчин своим законом, в котором не было места жалости ни к врагам, ни к соплеменникам, ни к слабым. И все больше племен стекалось под его руку, и он щедро раздавал своим воинам добро побежденных врагов за жестокую расправу над ними.

                И некоторые племена из уцелевших противников Гэнчина попросили защиты у Хар-Викриша, ибо верили в несокрушимость Ниланда, на который и Гэнчин не смел посягать кроме как на словах. Тогда владыка дал соизволение этим племенам поселиться у границы Ниланда под его защитой. Гэнчин же добился встречи с владыкой по этому поводу, и вновь предлагал союз, и требовал отдать ему врагов его. Но владыка не стал отступать от своих прежних слов. И тогда Гэнчин убил Хар-Викриша у всех на глазах, и отсек ему голову, и с ней сумел уйти от погони.

                Тогда все оставшиеся кочевники пришли под руку Гэнчину, и с ними он напал на Ниланд. И было войско его больше, чем все прежние войска кочевников, вместе взятые; и покрыли они все равнины Ниланда, как саранча, и мчались быстрее ветра, не зная ни усталости, ни жалости. И Гэнчин призывал своих воинов бесчестить халонских женщин, а пленным халонам предлагал степнячек, чтобы так вырастить новое племя.

                Но воины Ниланда не сложили оружие перед силой врага, и каждый отдавал свою жизнь за множество вражеских; и даже женщины одевали доспехи и брали оружие, предпочитая смерть позору, и всякий, способный носить оружие, от малых до старых, не жалел ни крови, ни жизни в этой войне.

                И как ни много было кочевников, но даже их ужаснули огромные потери, и поняли они, что не смогут победить в этой войне. Тогда их вожди стали говорить Гэнчину о своем несогласии. Но жестокий безумец не дослушал их, и убил недовольного, и грозил карой остальным ослушникам.  И вспыхнула резня среди кочевников, и убивали они друг друга без счета; халонские же воины собрались с силами и сами напали на кочевников. И степняки бежали из Ниланда, и от границ его бежали долго, гонимые страхом. Гэнчин же уцелел в этих битвах, и скакал, окруженный верными "степными волками", пытаясь собрать заново свои силы; но везде встречал он только врагов, и не было ему нигде ни покоя, ни пристанища: и халоны, и кочевники искали его, чтобы предать лютой смерти.

                И тогда Гэнчин покончил с собой, бросившись на меч, и его тело верные слуги спрятали, чтобы уберечь от посмертного позора. Эти же слуги вместе с родными и потомками Гэнчина бежали на север, и преследовать их кочевники не стали, ибо убедились, что самого злодея среди выживших не было. Из этих людей и примкнувших к ним после полукровок, вместе с прочими изгнанниками, возникло новое племя, необщительное и суровое; но о том лучше знают кочевники, халонам же не приходилось встречаться с этими людьми, хоть в них и есть доля халонской крови.

                В Ниланде же с тех пор настало спокойное время, не нарушаемое больше набегами кочевников; но в битвах погиб почти что каждый второй воин; и по всей земле остались курганы длинные, ибо многие тела скрыты в них, и невысокие, ибо не было рук их засыпать. И еще больше тел осталось непогребенными после тех боев, где поле битвы осталось за кочевниками. Так велики были потери Ниланда, и даже поколения не хватило, чтобы их восстановить".

 

Повесть О Гэнчине

Реконструкция по мотивам первоисточников: История Ниланда,

 

                "...У Владыки по имени Ваэлпач, правившего в то время Ниландом, была младшая дочь, красавица Гуирис. Владыка взял ее с собой, когда имел встречу с вождями кочевников. На беду, вождь по имени Каймат, увидев Гуирис, воспылал к ней нечистой страстью и даже посмел просить руки ее у отца, но получил позорный отказ. Тогда Каймат побудил Торнаха, вождя большого племени, и других вождей с ним, напасть на Ниланд. Началась большая война, и много крови пролилось. Каймат же смог похитить дочь владыки, и овладел ей насильно. И от этого явился на свет плод похоти и ненависти, бессердечное чудовище по имени Гэнчин, демон в облике человеческом" (Из "Легенды о Гэнчине")

                Он появился вечером, ближе к закату. Старший заставы, рыжебородый богатырь Раухар*, издалека заметил в степи одинокого всадника, который стремительно приближался, выбивая из дороги длинное облако пыли. Подошли к начальнику и другие воины, глядя в ту же сторону. Почти не снижая скорости, всадник преодолел брод, затем крутой подъем и картинно осадил коня перед невозмутимыми воинами.

                - Кто такой, куда и зачем? - Раухар задал вопрос на Всеобщем, разглядывая всадника. Это был юноша лет 20, одетый как кочевник, - но не простой: одежда, оружие, упряжь, немногие украшения, - все несло отпечаток изысканности и достоинства, выдавало тонкий вкус и высокое положение владельца. Лоб юноши был обвязан черной лентой, стянутой узлом над левым ухом; концы ленты спадали на плечо. Это был знак траура.

                - Я - Гэнчин! - ответил гордо незнакомец на чистейшем халонском языке. - мне срочно нужно к Владыке!

                - Я не слышал этого имени, - заметил Раухар.

                - Еще услышишь, - высокомерно пообещал юноша, и воины сразу поверили в это.  Пораженные родным языком в устах кочевника, они тщательнее вгляделись в его лицо, окрашенное закатными лучами. Пожалуй, лицо было более правильным в халонском понимании, чем у обычного кочевника; и глаза, светлые, а не черные или карие, были лишь чуть-чуть раскосыми. Черные волосы, длиной почти до плеч, были собраны назад по обычаю кочевников, это и придавало юноше облик степняка; но при другой прическе и в иной одежде, пожалуй, его можно было бы принять и за соплеменника.

                - Время позднее, - сказал Раухар, - переночуешь, приедешь утром. - Мне срочно нужно к Владыке, - повторил юноша тоном человека, привыкшего повелевать, - по делу, о котором скажу только ему.

                И Раухар понял, что не сможет возразить.

                - Эй, Ильхар*, Понриш*!- скомандовал он, - к оружию, по коням! Проводите гостя к Владыке... И смотри! - повернулся он к юноше. - не вздумай убегать, стрела догонит!

                Гэнчин презрительно усмехнулся.

                - Постарайтесь не отставать! - небрежно бросил он через плечо и двинул коня вперед, словно не нуждаясь в провожатых.

 

                "Одержав победу, воины халонов казнили зачинщиков и пытались найти Гуирис, но узнали только, что она умерла при родах. Землей же Ниланда стал править владыка Хар-Викриш, старший сын прежнего владыки, ибо тот погиб в бою; и долго правление его было спокойным". (Из "Легенды о Гэнчине")

                В лагерь Владыки они прибыли уже к концу ночи. У костра провожатые передали часовым из дружины Владыки странного гостя и его просьбу. Гэнчин спешился, и стал особенно заметным высокий для кочевника рост юноши - впору и воину Ниланда. Недюжинные сила и ловкость чувствовались в каждом движении его тела.

                - Как доложить Владыке? - удивился худой начальник стражи, принимая у гостя коня и оружие.

                - Скажи так: Гэнчин, старший сын и законный наследник вождя Огай-Тана... умершего вчера. Пока и этого достаточно! - гордо произнес юноша.

                - Владыка примет гостя, когда проснется. Пока располагайся у костра, поешь, - предложил старый воин.

                - Данта хильра т`ви, ахэл флам! - поблагодарил гость по халонскому обычаю.- я в пути с прошлого утра, и с тех пор еще не ел! Вот теперь чувствую, что попал к родным...

                И Гэнчин принялся за еду, однако без спешки, храня достоинство; а дружинники разглядывали его, удивляясь: «Попал к родным? Кочевник?!»

                Наконец, с первыми лучами солнца, появился и Хар-Викриш*, могучий сорокалетний мужчина с седеющей черной бородой. Юноша отложил в сторону кусок мяса, встал и поклонился - но поклонился, как равный равному.

                - Что привело ко мне в такое время Гэнчина, сына Огай-Тана? - заговорил Владыка, жестом приглашая гостя сесть.

                - Я не сказал твоим воинам главного, - вдруг стало заметно, что юноша волнуется. - когда я появился на свет, моих родителей звали иначе: Каймат и Гуирис.

                - Гуирис?! Моя младшая сестра?!!!

                - Именно так, о великий и мудрый... Я должен был бы называть тебя "дядя".

                Лицо Владыки выразило неудовольствие, и Гэнчин понял, что с родственными чувствами спешить не стоит.

                - Но ты сказал, что твой отец - Огай-тан, умерший вчера? Ведь Каймат был казнен?  - Был казнен самозванец, который захотел величия... и заплатил за это достойную цену, - губы юноши сложились в тонкой улыбке. - отец потерял имя, но сохранил жизнь себе и своему роду... И в степи имя "Огай-Тан" заслужило почет не меньший, чем прежде - "Каймат".

                - Да, я слышал это имя, - признал Хар-Викриш. - но продолжай!

                - Мать научила меня языку и обычаям халонов, много рассказывала о истории Халанда и Ниланда, - произнес Гэнчин, - чтобы я никогда не забывал о второй половине своей крови. Разлука с родиной сократила жизнь матери, и она не увидела меня совершеннолетним...

                - Разве она не умерла при родах? - насторожился Владыка.

                - Это даже не было ложью, - снова улыбнулся гость. - родив сына и наследника вождю, она стала полноправным членом племени, и потому обряд посвящения отнял у нее старое имя и дал новое: Унгэра. Поэтому любой мог вам сказать: "Гуирис родила сына, и оттого ее больше нет", и скрепить это любой клятвой...

                - О боги !! - схватился за голову Хар-Викриш. - а мы ее так искали, так оплакивали...

                - Еще бы!! - вскричал Гэнчин, и его улыбку окрасила горечь, и горечь зазвучала в его голосе. - ведь никому из вас не пришло в голову искать МЕНЯ ! Вы и знать не хотели об "этом ублюдке"!

                - Ты рассказал удивительные вещи, гость, - покачал головой Хар-Викриш. - но чем ты можешь это доказать?

                Вместо ответа юноша расстегнул ворот и вытащил на свет серебряный медальон явно халонской работы. Хар-Викриш схватил его в руку, наклонился, вглядываясь...

                - Сомнений нет - это ее вещь. - наконец вымолвил он, разгибаясь, - Но ведь и украшение можно отобрать, выменять, украсть...

                - А мой облик?! - вскричал Гэнчин. - лицо, рост, голос? У кого можно украсть это?

                - Что в тебе и халонская кровь, не спорю, - уклонился Владыка. - но мало ли халонских женщин было похищено степняками в то смутное время...

                - Пусть так, спорить не буду, - Гэнчин устало присел. - Голос рассудка в тебе сильнее голоса крови, долг вождя - быть выше своих чувств. Пусть так. Но тогда слушай, что я скажу тебе как вождю. Я, старший и любимый сын высокого вождя, после его смерти был лишен всех прав, - только потому, что в моих жилах есть ваша кровь! У моих братьев сильные заступники в родне по матерям, и они раздирают племя между собой, как шакалы на падали ! И только у меня нет поддержки. К кому же мне идти за помощью, как не к родне моей матери? Помогите мне вернуть то, что мне принадлежит по праву, и вы получите в степи такого союзника, что не сыскать преданнее и вернее!

                - Мы не вмешиваемся в ваши споры, - качнул бородой Хар-Викриш.

                - Эти споры касаются всех! Все, что происходит в Степи, рано или поздно коснется и Ниланда. Там, - юноша обвел рукой розовую от утреннего солнца равнину, - дремлет великая сила, еще неведомая тебе! Вспомни, что было с Торнахом, сколько пало воинов Ниланда, и твой отец среди них, - а ведь это был только союз трех-четырех племен, где каждый имел свои цели и слишком рано на них успокоился. Если же Степь соединит все свои силы, это будет волна, способная захлестнуть и потопить даже Ниланд ! А если Ниланд объединит Степь под своим началом, - не будет в мире силы, способной одолеть нас! 

- Слова, слова... - недоверчиво проворчал Владыка. - Что же на деле не было ничего подобного?

                - Это было просто не нужно! Маленькое стадо легче прокормить, чем большое, маленьким племенем легче управлять. Чтобы объединить Степь, нужен великий властелин и великая задача.

                - Ну, и где же их взять?

                - Я могу объединить Степь, я знаю, как это сделать, и знаю, что так будет! Я видел это в пламени Священного Огня, и видел себя во главе величайшего войска из когда-либо попиравших Степь. Но это еще не все, что я видел! Поднимается великая сила, идет гроза, которая зарождается на западе, а нас ударит с востока. Порознь мы бессильны перед этой угрозой, и только вместе можем выстоять! Нужно новое, единое племя, сочетающее силу и твердость горцев с быстротой и ловкостью степняков. Это будет народ, способный покорить хоть весь мир! Вот великая задача, та цель, которой стоит посвятить жизнь!

                Таким вдохновением пылало лицо юноши, с такой убежденностью звучали его слова, что невольно верилось в его правоту. Но слова отзвучали, и на смену вере пришло сомнение.

                - Посмотрим, посмотрим... Я не могу рисковать жизнями ради каких-то вымыслов, и вмешиваться в чужие дела, хотя бы и ради родственника. Приходи ко мне в гости, когда все успокоится, но ни во что меня не впутывай. Понимаешь, Гэнчин? - Владыка поднялся, заканчивая аудиенцию.

                Юноша тоже поднялся, вздохнув.

                - Слепее слепого, кто не хочет видеть. Ты еще поймешь, от чего отказался, и пожалеешь. Не оказалось бы поздно...

                - Уж не угроза ли это? - нахмурился Хар-Викриш.

                Но юноша уже взлетел в седло и помчался во весь опор навстречу утреннему солнцу.

 

                 " Тогда изгнанник собрал отряд из таких же отщепенцев, как он сам, и назвал их "Степные Волки",и начал мстить своим братьям, и собирать в свои руки власть над кочевниками, обещая им захват и разграбление Ниланда. И законы кочевников заменил Гэнчин своим законом, в котором не было места жалости ни к врагам, ни к соплеменникам, ни к слабым. И все больше племен стекалось под его руку, и он щедро раздавал своим воинам добро побежденных врагов за жестокую расправу над ними".   (Из "Легенды о Гэнчине")

Внимание Раухара привлекло движение на том берегу: приближались не менее полусотни всадников, повозки. Часовой заметил то же и вопросительно повернулся к старшему. Тот утвердительно кивнул, и часовой ударил раз по звонкому листу железа. Через минуту все воины, в доспехах и при оружии, собрались наверху. От основной массы отделились три всадника, помчались к переправе быстрее остальных. Раухар дал знак, и воины выстроились в ряд поперек дороги - стена из стальных щитов и суровых воинов, ощетиненная копьями. Может, и не стоит беспокоиться, но пускай-ка кочевники полюбуются!

                Подъехавшие, видимо, только что перенесли жестокую схватку: кожаные доспехи были посечены, у одного всадника рука была обвязана окровавленной тряпкой. Молодой всадник в разорванной богатой одежде крикнул, мешая ломаные халонские слова со Всеобщим:

                - Эй, мы друг, просить помощь, защита! За нас гнаться Гэнчин. Гэнчин враг Ниланд, говорил Ниланд убивать, жечь. Мы враг Гэнчин, враг врага - друг! 

- Что-то новенькое, - буркнул Раухар и крикнул в ответ:

                - Кто вы, сколько вас?

                - Мое племя Гэнчин сильно убить. Рука рук воин, остальной женщина, дети!

                - Так и не назвался, хитрец, - заметил Раухар и крикнул:

                - Ниланд степь не трогает, нельзя!

                - Хорошо, степь тоже не трогать Ниланд. Мы идти Ниланд, Гэнчин уйти - мы идти степь!

                «Нет уж, ищи дураков» - подумал Раухар.

                - Я дал клятву: пока жив, воин-кочевник здесь не пройдет!

                - Пусть так! Воин умирать, воин такой судьба. Помоги женщина, дети!

                И, не дожидаясь ответа, всадник развернулся и поскакал со своей свитой к подъезжающему племени, призывно махая рукой. Раухар заколебался.

                - Опустить копья! - приказал он.

                Наперерез ехавшим выскочили два десятка всадников, летевших слева, вдоль реки. От племени отделились воины, - дюжины две, и помчались навстречу нападавшим, яростно визжа и сверкая клинками. Обменявшись стрелами, всадники сшиблись, а племя продолжало приближаться к переправе. Женщины яростно погоняли коней, волочивших повозки.

                Но справа, из-за излучины реки, закрытой леском, вылетел еще один небольшой отряд под началом всадника, блестевшего металлом доспехов. Исход битвы был решен.

                Юнец в богатой одежде сразил одного из противников и пытался ускакать, но несколько стрел вонзились в него, а затем наброшенный аркан вышиб всадника из седла. Предводитель нападавших склонился над поверженным врагом; затем дергающееся, кричащее тело привязали за ноги меж двух коней, щелкнули бичи - и недавний собеседник Раухара был разорван. Победители добивали раненых врагов; несколько воинов заворачивали обратно в степь караван, немного не успевший до переправы. Воины Раухара продолжали стоять несокрушимой стеной на другом берегу реки.

                Предводитель нападавших направился через реку. Конечно, это был Гэнчин, - в халонских доспехах, но одежда и прическа издалека выдавали в нем степняка.

                - Чего надо? - нелюбезно окликнул Раухар.

                - Не хочешь поговорить со старым другом, Раухар?

                Еще один друг нашелся, проворчал Раухар, но крикнул:

- Ладно,иди!

                - Что такой сердитый? - спросил Гэнчин дружелюбно.

                - Очень уж много друзей развелось, - буркнул великан. Только вот слышно, будто ты, дружок, собрался Ниланд убивать и жечь. С чего бы это?

                - Низкая ложь! - опешил Гэнчин. - Я предлагал мир и союз Владыке, за тем и ездил к нему, и теперь хочу того же! Я говорил, что хочу объединить все равнины, и кто-то мог это понять превратно; но хочу, чтобы Ниланд объединился с нами по своей воле и был во главе!

                - А если Ниланд не захочет, что тогда?

                - Послушай, о Раухар, - вдруг сменил тему Гэнчин. - судя по цвету твоих волос, ты потомок Ахара Основателя?

                - Нет, - ответил польщенный богатырь. - Ахар Основатель имел единственного сына, Ахара Ахарлона, от которого продолжается род Владык Ниланда. Но я потомок Раурис, жены Ахара Основателя,- от второго ее мужа начат мой род...  - И ведь, наверное, Владыка нередко совещается с тобой?

                Владыка действительно часто интересовался вестями с границ, и слово Раухара имело немалый вес, так что он кивнул утвердительно.

                - Видишь ли, Раухар, Владыка звал меня в гости, когда все успокоится; только вот до спокойствия еще далеко. Но обо мне уже пошли ложные слухи, и я хочу, чтобы кто-нибудь их рассеял. Обещаешь ли передать ему мои слова из первых рук?

                - Обещаю, - кивнул воин.

                - Тогда мое сердце спокойно! Я уже говорил Владыке о своих планах, но теперь претворяю их в жизнь, - собираю племена Степи под своей рукой, начиная с племен моего отца. Владыка не захотел помочь мне...

                - Ну и времена пошли, - не удержался Раухар. - кочевник дерется с кочевником, и каждый просит помощи Ниланда!

                - Они тоже просили помощи? - насторожился Гэнчин, и Раухар понял, что сболтнул лишнее.

                - Ну да, просили защитить от тебя...

                - Так вот зачем им понадобилась эта ложь! - засмеялся гость. - Ну, не стоит это принимать всерьез, - тонущий хватается и за воздух. Есть у меня мечта: не только примирить, но и породнить Ниланд и Степь.

                - Это еще зачем?

                - Затем, что кулак крепче пальца, а веник крепче прутика! И к тому же, любой скотовод знает: чистая порода вырождается, а в полукровках гораздо больше жизненной силы.

                - Но люди - не бараны!

                - Ты прав, люди часто еще глупее, - вздохнул Гэнчин. - Хорошо, есть и среди людей примеры. Владыка сказал мне: мало ли халонских женщин было похищено в Степь ? Я не пожалел времени на поиски, оказалось - действительно немало, и во время смуты Торнаха, и в мирное время. А потомков у этих похищенных еще больше, в основном - юноши, и находились они в униженном положении, немногим лучше рабов. Им некуда было идти, пока я не стал собирать из них свой отряд. С сотней таких отверженных я начал борьбу с врагами, не имея ни коней, ни оружия, - все это еще надо было добывать в боях! Притом моих "степных волков" еще надо было обучать воинскому искусству, кормить... И вот через пару месяцев я уже имел полноценных воинов, и новые люди стали приходить ко мне - и новые полукровки, которых я не смог разыскать сам, и безродные, но гордые юноши из разных племен. Мои враги забеспокоились и собрали против меня объединенное войско, - тысячу знатных, чистокровных воинов! И с тремя сотнями полукровок я разбил их наголову. Так что же, Раухар: разве не стоит один полукровка троих знатных кочевников?

                - И ты перерезал всех противников?

                - Ну, зачем же... В сражениях я перебил примерно четверть, тогда их войско развалилось, словно негодный горшок, и вожди бросились искать спасения поодиночке. Из воинов немногие бились до последнего - таких я за доблесть и верность пощадил, и охотно принял к себе. Многие бросили оружие - таких я тоже убивать не стал, но потребовал доказать верность мне кровью их прежних командиров. Ты сам видел, как они выполняют этот приказ! Правда, некоторые пытались переметнуться обратно. Таким пощады уже не может быть. Вот и сейчас еще два десятка заслужили право считаться моими воинами, а если бы они попытались обмануть меня и сговориться с беглецами - я с немногими полукровками прикончил бы всех. Я жесток с предателями и преступниками, но и только! Так значит, мой гордый, чистокровный брат-кочевник просил у Ниланда защиты от меня? Крепко же я их допек - даже имя ему не помешало!  - При чем тут имя? Правда, он так и не назвался...

                - Его звали Каймат-гуч*, - усмехнулся Гэнчин, поглаживая рукоятку сабли.

 

                "...И некоторые племена из уцелевших противников Гэнчина попросили защиты у Хар-Викриша, ибо верили в несокрушимость Ниланда, на который и Гэнчин не смел посягать кроме как на словах. Тогда владыка дал соизволение этим племенам поселиться у границы Ниланда под его защитой. Гэнчин же добился встречи с владыкой по этому поводу, и вновь предлагал союз, и требовал отдать ему врагов его".        (Из "Легенды о Гэнчине")

Гэнчин примчался в лагерь Владыки, ведя за собой красивого белого скакуна. Время было предобеденное, и в лагере находилось множество народа. Владыка сидел, что-то обсуждая, с военачальниками недалеко от большого костра, над которым кипел огромный котел с ароматной похлебкой. Гэнчин спешился, оставил стражникам своего коня и клинок, которые показались на диво плохонькими рядом с замечательным запасным скакуном и богатым нарядом самого Гэнчина. На этот раз гость был одет по халонскому обычаю, и в кольчуге он был похож на знатного воина Ниланда. Белого жеребца Гэнчин повел за собой, объяснив стражникам: "Дар Владыке!" Не спрашивая соизволения, гость приблизился к Хар-Викришу и ясным голосом произнес:

 - Привет тебе, о Владыка Ниланда! Прими дар Степи!

Хар-Викриш с явным неудовольствием прервал разговор, но вид скакуна несколько смягчил гнев Владыки.

- Я вижу, твои дела идут успешно, о Гэнчин! Но думаю, ты прибыл не только для того, чтобы заверить меня в своем уважении? У нас говорят:"Кочевник дарит недаром!"

- Ну, я-то кочевник лишь наполовину. Но в остальном ты не ошибся, о Владыка! Когда больше года назад я просил твоей помощи, что было в моих руках? Только конь да клинок! Но мои слова, что показались тебе хвастливой выдумкой, сбылись и продолжают сбываться! Уже несколько племен слились под моей рукой, и воинов в них немногим менее, чем во всем Ниланде. Но это лишь начало - передо мной вся Степь! Уже сейчас нет в Степи вождя сильнее, чем я, и остальные племена примкнут ко мне; дальновидные придут сами, остальных возьму силой, и моим врагам не будет пощады! Надеюсь, теперь Владыке Ниланда не покажется бахвальством предложение соединить наши силы?

- Что-то я тебя не понимаю, Гэнчин,- покачал головой Хар-Викриш. - Для чего и против кого ты хочешь направить этот союз? Общих врагов я не вижу, твои враги - в степи, не гоняться же мне за ними? Ниланд стоит спокойно вот уже почти два десятилетия, потому что не вмешивается в чужие распри, - лишь достойно отвечает всем, дерзнувшим посягнуть на его границы. Зачем же мне лишать свой народ этого спокойствия?

- Общие враги у нас еще появятся, хоть ты их и не ждешь, - мир велик и сложен. О моих же врагах... Что же ты, дядя, отказался и отказываешься вмешаться в дела Степи на моей стороне, но вмешался на стороне моих врагов?

- Что ты говоришь, о каком вмешательстве?

- Ты дал помощь и покровительство племенам моих преступных родичей, Муртана и Муринаха!

- Это не поддержка и не вмешательство, но лишь приют и защита! Они бежали от твоих преследований и не могли найти убежища нигде, кроме как в границах Ниланда. Они понесли большие потери, и среди них гораздо больше женщин и детей, чем воинов. Они - как путник,что стучится в дверь жилья и просит защиты от непогоды. Может ли хозяин отказать ему, нарушив долг гостеприимства?

- А если этот путник - вор, и следом является обворованный, требуя возмездия? Я, - старший сын своего отца, был ограблен младшими из-за родства с тобой! Их племена - куски моего племени, их люди - по закону мои подданные. Один из воров уже получил свое, но другие укрылись под твоей защитой. Их воины продолжают нападать на мои стойбища, убивать моих людей, а потом возвращаются под твою защиту, за границу Ниланда. Разве это не укрывательство преступников, не вмешательство в мои дела? Отдай мне моих врагов, дядя!

- Я разберусь в твоих жалобах, и постараюсь наказать виновных, если ты прав. Но я дал этим несчастным свое слово, что не выдам их, - слово мужчины и воина, слово Владыки Ниланда! И я не могу это слово нарушить ради какого-то каприза. Видно, твои успехи вскружили тебе голову, что ты пытаешься указывать свою волю Ниланду! Сколько бы ни было под твоей рукой кочевников, это не испугает воинов Ниланда. И не смей больше называть меня дядей, ты... ублюдок, полукровка!

Бешеное пламя вспыхнуло в серых глазах Гэнчина, но быстро потухло. Он с усилием вымолвил глухим голосом:

- Жаль, очень жаль. Я так надеялся на нашу дружбу...

Произнося это, он пятился, кланяясь и не спуская глаз с лица Владыки, - и вдруг неловким движением ноги задел и выбил подпорку из-под палки, на которой висел котел. Все рухнуло, кипящая похлебка хлынула в костер. С шипением взвилось облако пара и едкого дыма, полетели брызги, затрещали угли...

- Пожар, туши!!! - закричал Гэнчин, отпрыгнув в сторону. Некоторые, растерявшись, подхватили этот крик, усиливая возникшее смятение. Началась суматоха. Гэнчин же после прыжка оказался у поленницы, схватил лежавший топор, прыгнул к Владыке, одним ударом снес ему голову и швырнул ее в седельную сумку дареного коня, а сам взлетел в седло еще прежде, чем обезглавленное тело коснулось земли. Немногие увидели это сразу, но и те оцепенели. Лишь один воин ухватил коня за уздечку, пытаясь задержать. Гэнчин рубанул его еще зажатым в руке топором, - по рукам, затем - по голове, выпустил застрявший топор и помчался прочь. Когда воины опомнились и добрались до оружия, сложенного, как положено, поодаль, беглеца уже нельзя было достать и стрелой, - он свернул и несся среди шатров, крича:    - Тревога! По воле Владыки! С дороги! Пожар!

За его плечами развевалась красная лента, как у тревожного гонца, и люди расступались. Многие поверили, что пожар, и кто-то уже бежал с водой к дымящему костру. Приближаясь к стражникам на выезде, Гэнчин крикнул:

- "По воле Владыки! За мной погоня, задержите их!" - и понесся дальше. Лишь когда погоня достигла стражников, им объяснили, в чем дело, но время было опять упущено, - Гэнчин ушел за пределы полета стрелы и теперь все больше наращивал отрыв.

-Только стрела догонит кочевника! - воскликнул потрясенный стражник.

- Или другой кочевник, - заметил начальник стражи, поворачивая к стойбищу врагов Гэнчина, пока остальные продолжали погоню.

Известие подняло на ноги всех кочевников. Лучшие воины оседлали лучших коней, горя желанием расправиться с одиноким врагом. Но след беглеца еще надо было найти. Гонцов сразу же разослали по всем переправам, но нигде Гэнчин еще не появлялся. У заставы Раухара приостановились две дюжины всадников под началом самого Муртана. Люди нервничали, кони били копытами. Раухар был потрясен до глубины души, - утром он приветствовал Гэнчина, как друга... Вдруг подлетевший гонец крикнул, что на той стороне реки, за излучиной, видел одинокого всадника. По всем приметам это был Гэнчин. Он опять обманул погоню, обойдя брод и переплыв неширокую реку в укромном месте, и снова выиграл расстояние и время. Всадники полетели через брод, как спущенные с тетивы стрелы.

- Догонят они его, догонят! - азартно закричал Ильхар.

- Вряд ли, - мрачно возразил Раухар. - Гэнчин тоже прекрасный наездник, и конь под ним великолепный.

- Да, но кочевники легче, и кони под ними свежие, а Гэнчин зачем-то одел кольчугу!

- Он знал, зачем, он все заранее расчитал, - мрачнел Раухар, - и эту погоню он учел, вот увидишь. Так и вышло. Поздно вечером из двух дюжин всадников вернулись двое, растерянные и загнанные. Гэнчин заманил погоню к месту, где его поджидали "степные волки". Они незаметно лежали в высокой траве, уложив и обученных коней, а по свисту Гэнчина возникли, словно из-под земли, со всех сторон окружая преследователей, моментально превращенных из охотников в добычу. Это был не бой, а бойня, - "волки" были в тяжелом вооружении, на прекрасных свежих конях, с полными стрел колчанами. Гэнчин сошелся в поединке с Муртаном, своим дядей и злейшим врагом, и сначала отсек ему правую руку, а затем вспорол живот. Муртан застрял в стременах, и напуганный конь долго мчал его, еще жвого, по степи, а его внутренности волочились следом...

- Они бы могли и нас догнать, - повторяли уцелевшие, - но, видно, хотели, чтобы все об этом знали... Еще продолжалась погоня, и в лагере Владыки еще готовилось погребение, а у юного сына Хар-Викриша старейшины поспешно принимали присягу, как у нового Владыки; по всем селением летели гонцы с призывом ко всем, способным носить оружие. Все ждали немедленного вторжения кочевников, но над границей надолго повисла тишина. Затем из-за реки стали приходить вести: Гэнчин повернул вглубь степи. Его глашатай нес голову Хар-Викриша, а слухи о его подвигах летели перед ним быстрее птиц. Никто не пытался сопротивляться Гэнчину, а многие приходили к нему сами. В таком состоянии Степь встретила зиму - время суровое и без войны. Тогда успокоился и Ниланд, вернувшись к обыденным заботам.

 

                 " Тогда все оставшиеся кочевники пришли под руку Гэнчину, и с ними он напал на Ниланд. И было войско его больше, чем все прежние войска кочевников, вместе взятые; и покрыли они все равнины Ниланда, как саранча, и мчались быстрее ветра, не зная ни усталости, ни жалости."      (Из "Легенды о Гэнчине")

До рассвета было еще далеко, когда Раухар проснулся, словно кто-то толкнул его. Прижатым к земле ухом он почувствовал глухой гул, земля затряслась, словно от копыт бесчисленной конницы. Вскочив, опытный воин подбежал к недоумевающему часовому. Тот тоже прислушивался: теперь гул был слышен совершенно явно.

- Тревога! - закричал Раухар и рукояткой меча застучал в набат.

Вооруженные воины начали выстраиваться на вершине холма, вглядываясь в степь. Там под косматыми облаками зарозовела полоска неба, и оттуда надвигалась темная масса конницы, невообразимая прежде сила, словно разлив чудовищной реки. Издалека послышался звон набата с других застав. Раухар схватил за плечо парнишку.

- Ильхар, скачи быстрее ветра и не оглядывайся, и пусть цвета твои будут: красный и черный!

Тревога и беда! Вот что значили цветные ленты, развевавшиеся за спиной гонца. Во всех селениях, через которые он пролетал, раздавался звон набата, люди просыпались и не радовались чудному весеннему утру. Мужчины одевали доспехи и брали оружие, прощались с близкими. Ниланд просыпался, готовясь к смертельной схватке. 

 

"...Но воины Ниланда не сложили оружие перед силой врага, и каждый отдавал свою жизнь за множество вражеских; и даже женщины одевали доспехи и брали оружие, предпочитая смерть позору."      (Из "Легенды о Гэнчине")

 Оставшись один, Гэнчин наконец смог убрать с лица торжествующую улыбку победителя. Как устало лицо от этой маски - сильнее, чем тело от битв! Хотя он до сих пор побеждал, и до сих пор был силен, Ниланд не пал к его ногам, как падали прежде все племена. Этот же народ было легче истребить, чем подчинить. Три поколения прожив на равнине, эти горцы так и не усвоили законы равнинной войны - войны быстрой и хитрой, которую в совершенстве изучил сам Гэнчин и его соратники. Стремительные броски и еще более быстрые отходы, ложные атаки и отступления... Каким наслаждением было среди бескрайних просторов заманивать в ловушки сильного и самоуверенного, но неумелого и потому обреченного врага! Гэнчин умел воевать и потому стал властелином Степи. Но его войско не могло стоять на месте, оно должно было постоянно двигаться к новым победам, поглощать врагов и разбухать за их счет.

Очередь была за Ниландом, он должен был пасть и влиться в победоносное войско. И этого не произошло. Хотя горцы не были достаточно быстрыми, не успевали предугадывать удары. Все, что они умели, - воевать так, как воюют в горах: цепляться за свой клочок земли и удерживать его с бессмысленным упорством, и неизбежно погибать, и отдавать свои жизни дорого - страшно дорого! Поэтому все победы оказывались страшнее поражений и не приносили ничего, кроме новых бессмысленных потерь. В одном из сражений удалось захватить в плен Владыку Ниланда - неопытного щенка, сына Хар-Викриша, но для халонов это был законный повелитель, и этот успех значил больше многих побед. И тогда пленник бежал, и помог ему кто-то из сторожей. Предательство! Это страшнее вражеской армии, от него не спасет никакое войско. Все прежние победы уносили друзей и приносили льстецов, рабов, слуг, - а еще врагов, иногда - явных, но больше - скрытых.

                Только на "степных волков" можно было надеяться по-прежнему. На тех, кто не хотел и не мог бы вернуться к прежнему порядку, когда награждали не по достоинству, а по знатности, и полукровка, каким бы бойцом он не был, мог получать только оскорбления. Поэтому Гэнчин берег своих лучших и преданнейших воинов, но это усиливало неприязнь к ним, и назревал раскол. Надо было как-то скорее заканчивать это безнадежное кровопролитие, но как?

 Опытный воин и приграничный разведчик по прозвищу "Гильш" - "Ястреб" - был немногословен и суров. Говорили, что в его роду замешалась и кровь кочевников. Так или иначе, невысокий рост, фигура и походка опытного всадника делали его похожим более на степняка, чем на воина Ниланда.

Он придирчиво оглядел подростка.

- Ну-ка, подойди сюда! Ложись лицом вверх, не двигайся! - и начал мазать лицо Ильхара какими-то снадобьями с резким травяным запахом. Окончив эту работу, подтолкнул юношу:

- Теперь полюбуйся на себя!

Ильхар наклонился над котелком с водой и отпрянул: на него взглянуло лицо степняка, с раскосыми глазами, сверкающими из темных впавших глазниц, и резко очерченными морщинами на лбу и щеках.

- Не вздумай теперь умываться! - предупредил довольный Гильш и начал наносить подобную раскраску на свое лицо. Ильхар зачарованно наблюдал за ним. В конце работы Ястреба нельзя было отличить от степняка и с двух шагов, - как и Ильхара.

- Теперь без провожатых нельзя, - свои же убьют, - заметил воин, переодеваясь в одежды кочевника. Переоделся и Ильхар, благо для его мальчишеского роста одежда кочевника была как раз впору. От разглядывания новой одежды юношу отвлек суровый голос :

- Готов ли ты отдать свою жизнь во имя победы?

- Готов, о Ястреб! - отозвался Ильхар.

- Тогда слушай. Моя задача - убить Гэнчина. Твоя задача - помочь мне и прикрыть при необходимости. Слушаться с полуслова. Скажу "беги туда", - лети стрелой, куда сказано. Скажу "ложись" - падай, как подкошенный. Ни звука без необходимости, хочешь что-то спросить, лучше шепотом, или подай знак. Спрашивать и думать "зачем", "почему" будешь дома, если вернешься. А для того, чтобы вернуться, думать буду я. Ясно? И еще. На степном языке что-нибудь знаешь?

- Почти ничего, - признался Ильхар. Хотя он и рос на заставе, но не прислушивался к чужому языку. Теперь жалел об этом.

- Ладно, тогда говори только "Эй","Угу","Ага" и в этом духе, или повторяй за мной, что скажу. Надеюсь, разговаривать с ними долго не придется, а если попадешься, - выбирайся сам. Ну, может быть, чему-нибудь я еще успею тебя научить.

Они взяли с собой оружие кочевников, только луки взяли свои, дальнобойные, и стрелы к ним. Но это само по себе не должно было бросаться в глаза, - степняки тоже пытались пользоваться таким оружием. Подошедшие провожатые были поражены перевоплощением и долго не верили своим глазам. Когда начало темнеть, они стали осторожно пробираться к расположению врагов. Ближе к лагерю Гэнчина провожатые отстали и остались ждать.

 

                 "...И как ни много было кочевников, но даже их ужаснули огромные потери, и поняли они, что не смогут победить в этой войне. Тогда их вожди стали говорить Гэнчину о своем несогласии. Но жестокий безумец не дослушал их, и убил недовольного, и грозил карой остальным ослушникам".   (Из "Легенды о Гэнчине")

                Темнота и опытность Ястреба позволили лазутчикам забраться вглубь стойбища. Они затаились в полосе чахлых деревьев и кустарника, почти на пределе полета стрелы от шатра Гэнчина, не в состоянии подобраться ближе. Но, забравшись на деревце, они могли хорошо видеть происходящее. Горел костер, вокруг него собрались люди, и судя по блеску доспехов и украшений - знатнейшие из знатных. Невнятный гул голосов позволял понять - там разгорелся жаркий спор. Гэнчин возвышался над остальными и успокаивал их повелительными жестами; но спор вспыхивал заново. Какой-то кочевник выскочил в центр, почти заслоняя Гэнчина от тайных наблюдателей. Он яростно махал руками, поворачивался то к слушателям за поддержкой, то снова к Гэнчину. Спор опять разбушевался. Наконец Гэнчин дождался, пока оратор выплеснул накопленную ярость, и начал с властными жестами говорить что-то резкое. Выскочивший спорщик слегка отодвинулся, полностью открывая Гэнчина взгляду Ильхара... и стрелам! Гильш медленно натянул тетиву и задержал дыхание. Замер и Ильхар. Тетива щелкнула, Ястреб бросил лук, выдохнул: "Теперь бежим!" - и скользнул вниз.

- Но как же... - начал Ильхар.

Он смотрел, словно зачарованный, как падает... не Гэнчин, а тот, мешавший кочевник, со стрелой в спине.

- Я сказал: бежим!! - яростно прошипел Гильш, скользя сквозь кусты.

Ильхар еле догнал его. Свой лук со стрелами юноша тоже бросил: сейчас луки могли только выдать стрелявших. Они пробежали шагов сто, когда вокруг затрещали ветки, замелькали факелы, послышались совсем рядом голоса, крики. Ястреб поймал Ильхара за шиворот, больно ткнул носом в землю среди кустов. Там, откуда они убежали, раздался новый взрыв криков: кочевники нашли брошенные луки и стрелы. Все больше кочевников бегало вокруг. Гильш сжался в комок, стал меньше кочки. Ильхар тоже съежился. Ему стало страшно, что сейчас кто-нибудь на них наступит. Крики не утихали, и к ним прибавился лязг мечей.

- Теперь бежим! - шепнул Ястреб, и они побежали.

Но вскоре навстречу им выскочил отряд могучих и свирепых степняков в доспехах. Ильхар ощутил смертельный ужас и жгучий стыд за это.

- Ханэ Гэнчин! - выкрикнул Гильш, выхватывая клинок из ножен, и Ильхар повторил его движение, готовясь к смертельной схватке.

Но кочевники повторили этот же клич и промчались мимо, и снова бег, бег, бег... Ильхар начал задыхаться, Ястреб же казался неутомимым. Снова навстречу отряд кочевников, и снова Гильш произнес тот же клич, и Ильхар повторил его - одновременно с пробегающими мимо кочевниками. Но Гильш, обернувшись к парнишке, хмыкнул неодобрительно. Когда снова они наткнулись на степняков, Ильхар собрался крикнуть уже знакомую фразу, но Ястреб вдруг ткнул его локтем под дых и крикнул: "Ханэ Виритан!". И снова, к удивлению Ильхара, кочевники миновали их, приветствуя, как друзей. Уже на краю стойбища лазутчики встретили троих кочевников, но те, похоже, сами испугались, и Ястреб успокоил их новой фразой. Теперь впереди была ночная темнота, и тишина, а сзади не утихали крики, ржание, звон оружия и мелькание огней, и справа, где было другое большое стойбище, тоже разгорались огни и раздавались крики.

При очередной передышке, на склоне оврага, когда уже можно было надеяться на благополучное возвращение, Ильхар не выдержал и шепнул:

- Позволь спросить, о Ястреб... Как ты узнаешь, кому что надо сказать?

- Ну, это просто... Те, кого мы встретили вначале, - это "степные волки", вернейшие слуги Гэнчина. Попробуй я сказать что-то другое, нас бы в клочья разнесли, - не успел бы и глазом моргнуть! Другие бежали прочь, - эти Гэнчину не друзья, и там бы свернули голову за "Ханэ Гэнчин". Я назвал первое, что вспомнил, имя из давних и уважаемых всеми. То же с бедолагами, бежавшими, как и мы... Кроме того, у них на груди я узнал знаки племени, но для тебя это уже сложно.

- И еще... Почему ты не выстрелил повторно, ведь ты попал не в Гэнчина, а в того, кто так спорил с ним - и, значит, помогал нам?

Ястреб презрительно хмыкнул.

- Мальчишка, ты еще не понял! У Гэнчина хорошие доспехи, и с такого расстояния его можно убить только в горло или в глаз. Но я не настолько уверен в своей меткости. Я даже не знаю, убил ли того бедолагу, который, действительно, нам очень помог. Но запомни то, чего никто не узнает: именно этой стрелой Я УБИЛ Гэнчина!

 

"...И вспыхнула резня среди кочевников, и убивали они друг друга без счета; халонские же воины собрались с силами и сами напали на кочевников. И степняки бежали из Ниланда, и от границ его бежали долго, гонимые страхом".  (Из "Легенды о Гэнчине")

Вокруг Гэнчина собрались немногие верные военачальники, ожидая приказов. Никто не решался нарушить тяжелые раздумья повелителя, усталого и словно постаревшего. Наконец Гэнчин, словно очнувшись, спросил: "Сколько нас осталось?"

- Три племени и две сотни "степных волков", из которых каждый стоит троих обычных воинов, а значит - мы сильнее тысяч !

- Врагов больше. Пока их объединяет только ненависть ко мне, но скоро они соединят свои силы. Мы не в силах бороться с ними.

- Но нас было еще меньше, когда мы начинали - и победили!

- Ты хочешь дважды войти в ту же воду, Гургат? Уже невозможно начать все сначала - теперь враги дружнее и ученее! А мечта оказалась недостижимой, и ушедшие от нас больше не вернутся.

- И все же, нас достаточно, чтобы сражаться!

- Достаточно, чтобы сражаться. Недостаточно, чтобы победить!

- Разве мы должны сложить оружие? Ты сам учил нас: нельзя считать себя погибшим раньше смерти!

Гэнчин вдруг распрямился - снова упругий и сильный. Видно, он пришел к какому-то решению.

- Я не хочу радовать врагов, у меня еще есть дела на этом свете. Но не хочу и губить невинных. Меня не выпустят живым, да и мертвого не оставят в покое. У вас еще есть возможность уйти и спастись. Пусть со мной останутся только те, кто уже не отступит, кому можно верить до конца. Остальным лучше уйти сразу, и за это никто не осудит. Решайте сейчас!                Племенной вождь, по имени Генирлай-тан, встал и поклонился:

- Ты вел нас к победам, и мы шли за тобой. Шли бы и теперь, но ты оставил надежды, хочешь только уйти, как подобает мужчине и воину. Мой долг - спасти мое племя, и я это сделаю. Найдутся в племени храбрецы, желающие погибнуть с тобой, и я вернусь с ними, - но племя уходит.

Он вышел, не глядя на остальных, и еще трое молча вышли вслед за ним. Нависла долгая тишина, прерванная голосом Гэнчина:

- Кто остается, поклянитесь: без возражений и колебаний выполнять все, что я скажу!                 Воины повторили слова клятвы, думая: "Как измены и отступничество поразили повелителя - теперь он не верит даже вернейшим из верных!". Словно в ответ на мысли, сказал Гэнчин:

                - Я не сомневаюсь, что каждый из вас и без клятвы готов умереть в бою с врагами. Но я вам приказываю - жить! Сохранить жизнь нашему племени, вывести женщин и детей в дальние степи. Продолжить мой род и мое дело, сберечь мое имя и мою честь - словно и я живу среди вас! Пока я могу не давать покоя врагам здесь, они с радостью выпустят остальных. Караван поведешь ты, Гургат!

Воин преклонил колено со словами:

- Единственная просьба, о повелитель! Разреши вернуться, когда выполню приказ, и обещай дождаться меня!

Гэнчин улыбнулся:

- Ну что ж, обещаю - если враги позволят!

 

                "Гэнчин же уцелел в этих битвах, и скакал, окруженный верными "степными волками", пытаясь собрать заново свои силы; но везде встречал он только врагов, и не было ему нигде ни покоя, ни пристанища: и халоны, и кочевники искали его, чтобы предать лютой смерти".        (Из "Легенды о Гэнчине")

Караван медленно тянулся через коридор из вооруженных воинов. Не веря на слово, воины обыскивали каждую повозку, вглядывались в каждое лицо - женское ли, детское; они протыкали клинками и дротиками узлы с тряпьем и охапки соломы, щупали каждого барана - нет ли человека под овечьей шкурой? Гургату хотелось рассмеяться - так старательны и так напуганы были проверяющие. И наверху, на холме, сбились в кучу "великие" вожди вокруг "величайшего из великих", Виритана: им тоже было неспокойно от близости легендарных головорезов, "степных волков", хотя своих воинов у этих вождей было здесь вдесятеро больше. Потому караван так охотно выпускали в дальние степи: всем было ясно, что "волки" не дадут в обиду женщин и детей, и свои жизни отдадут слишком дорого. Пускай уходят, без них легче будет справиться с Гэнчином!

К холму, где восседали вожди, примчались несколько всадников. Они крикнули, что на их отряд только что, неподалеку, напал Гэнчин с небольшим отрядом! Все стойбище пришло в движение. Большая часть всадников бросилась на облаву за возмутителем спокойствия. И, когда топот копыт стал затихать вдали, оставшиеся испугались. Ох, как они испугались! Ведь их осталось так мало - четверо на одного"волка"! Они поняли, что появление Гэнчина у самого лагеря врага не случайно. Конечно, так и было - так перепелка уводит врагов от гнезда, притворяясь раненой. Но пуганая ворона боится и зайца: "чистые" решили, что отход каравана лишь коварная ловушка Гэнчина. И эта внезапная догадка поразила их, словно гром. А ведь не зря они испугались, ох, не зря! Чутьем опытного полководца Гургат ощутил: сейчас достаточно выкрикнуть слово и его верные богатыри сомнут, опрокинут и обратят в бегство всех этих шакалов, превосходящих числом, но испуганных и потому побежденных еще до битвы. И напьются крови острые клинки, и напоят высохшую землю; и полетят наземь гордые головы чванливых вождей, слишком рано возомнивших себя победителями. Так было не раз, и сейчас так может быть. А потом налететь с тыла на тех, кто гоняется за Гэнчином, и растрепать их, рассеять по степи и добивать поодиночке растерянных, от ужаса неспособных к сопротивлению...

Но тогда он, Гургат, нарушит свою клятву и волю своего повелителя. Погубит то, ради чего Гэнчин сейчас рискует жизнью. Потому что от неизбежной погони смогли бы уйти "волки", но не женщины и дети. И пощады беззащитным уже не будет. И остановилась рука, не дотянувшись до рукояти верного клинка. Все, что мог себе позволить Гургат - это бросить "чистым":

- Успокойтесь, шакалы! Вы мне не нужны. Вы будете жить.

Караван уползал все дальше на север, в суровые дальние степи, а сзади, почти не таясь, неспешно двигались соглядатаи: как шакалы за стадом, подумал Гургат. Время от времени один из них скакал обратно с донесением, что пока все в порядке. Возвращался один - вскоре пропадал другой. На второй день Гургат решил, что пора и ему возвращаться. Когда караван проползал через лесок, Гургат нырнул с коня в кустарник. Идущие следом повозки закрыли воина и стерли все следы. Вскоре проехали соглядатаи, беспечно переговариваясь в полный голос. Все пятеро на месте - значит, скоро один повернет назад, только доберутся до равнины и полюбуются на ползущий прежним курсом караван. Наблюдатели вели в поводу сменных коней. Они были уверенны, что в любом случае успеют предупредить своих вождей. Ах, как можно было бы наказать их за самоуверенность! Гургат проворнее кошки взобрался на деревце и затаился в ветвях. Ждать пришлось недолго: вскоре послышался неторопливый перестук копыт. Гургат обрушился на жертву, словно рысь, увлек за собой на землю, для верности ударил пару раз, затем связал гонцу руки, прислонил к дереву и стал ждать, пока тот очнется. Воин открыл глаза, увидел перед собой Гургата и побледнел. Гургат не спеша вытащил из ножен кинжал, медленно поднес острие к горлу пленника. У того расширились зрачки, на лбу выступила испарина.

- Я кое-что забыл позади, - заговорил Гургат. - вот и решил съездить вместо тебя, зачем тебе туда-обратно носиться? И свои дела сделаю, и твои заодно. Ну, объясняй: кому что сказать?                 Пленник судорожно сглотнул.

- Я все скажу, а ты меня все равно убьешь?

Гургат улыбнулся так, что пленник съежился от ужаса.

- Я бы мог сделать так: заговоришь - умрешь легко и быстро, попробуешь молчать - поймешь, какое благо легкая смерть. Представляешь? Но я сделаю иначе: обещаю, будешь жить, если поклянешься отвечать всю правду, и только правду!

- Клянусь! Клянусь говорить всю правду, и только правду!

- Прекрасно! А потом подождешь меня здесь, привязанным к дереву, и будешь молить всех богов о моем скором и благополучном возвращении. Теперь говори, я слушаю!

 

                 "...И тогда Гэнчин покончил с собой, бросившись на меч, и его тело верные слуги спрятали, чтобы уберечь от посмертного позора. Эти же слуги вместе с родными и потомками Гэнчина бежали на север, и преследовать их кочевники не стали, ибо убедились, что самого злодея среди выживших не было." (Из "Легенды о Гэнчине")

Полсотни всадников под началом доблестного Керунача объезжали день за днем незаселенный участок степи, холмистый, местами поросший кустарником, а то и лесом. Подобно многим другим подобным разъездам, они и хотели, и боялись обнаружить Гэнчина - неуловимого и непобедимого злодея, окруженного свирепыми и преданными "степными волками", которых осталось с ним то ли пятеро, то ли сотня - кто знает? И все же для всех было неожиданностью, когда с вершины очередного холма они увидели неторопливо едущих навстречу всадников. Блестящие доспехи, своеобразная одежда сразу выдавали воинов Гэнчина.                 - Уж не боитесь ли вы?! - обернулся Керунач. - нас полсотни, а их не больше двух десятков!

- Но они - "волки"! - возразил кто-то.

Керунач не ответил трусу, вглядываясь в приближавшихся врагов. Их головы были обвязаны траурными повязками, а руки не держали оружия - были раскрыты навстречу отряду Керунача. Способен ли даже Гэнчин использовать древний знак мира для коварного обмана? "Волки" остановились, из их рядов навстречу разъезду двинулись два всадника. На знаменитом белом жеребце сидел сам Гэнчин - лишь его голова не была покрыта трауром, ибо он был мертв и уже мертвым привязан к седлу. Его руки держали рукоять меча, пронзившего его грудь - это не оставляло сомнений в способе смерти. Лицо, уже тронутое приметами тления, было спокойным. Белого коня вел за собой черный всадник на вороном коне - Гургат, верный соратник Гэнчина с первого дня до последнего. Приблизившись к отряду Керунача, Гургат спросил:

- Видите ли вы, кто перед вами?

- Гэнчин! Гэнчин! - ответили воины.

- Сомневаетесь ли в его смерти?

- Нет! Нет! - раздались голоса.

Керунач протянул было руку к мертвому телу, но отдернул.

- Он хотел, чтобы все узнали о его смерти, - продолжал Гургат, - и пусть знают все, что он ушел из мира живых непобежденным по-прежнему! Но его воля жива, пока живы мы, его слуги! Никто не узнает, где останется его тело, - так он хотел, и так будет! И горе тому, кто попытается препятствовать - слышите ли?

Воины молчали.

- Вот вы и нашли того, кого искали, - и больше не увидите! Не забудьте же этой встречи, и попрощайтесь с ним!

И полсотни всадников склонили головы перед мертвым врагом.

 

                 "...Из этих людей и примкнувших к ним после полукровок, вместе с прочими изгнанниками, возникло новое племя, необщительное и суровое; но о том лучше знают кочевники, халонам же не приходилось встречаться с этими людьми, хоть в них и есть доля халонской крови."            (Из "Легенды о Гэнчине")

 

                      ПРИМЕЧАНИЯ

                    Произношение и значение имен

Раухар - "Рыжий воин". Начальник дальней заставы по имени Раухар упоминается в разных легендах, относящихся к разным периодам истории Ниланда. Это может быть реальная личность, или несколько одноименных героев; но скорее всего, это - собирательный образ, наподобие Ильи Муромца.

Ильхар - "Маленький воин". Вполне возможное имя, но персонаж вымышлен.

Понриш - "Понятливый","Послушный".

Также вымышленный персонаж.

Хар-Викриш - "Воин-победитель". Реальное историческое лицо.

Каймат-гуч - нехалонские имена здесь не расшифровываются, но данное означает "Каймат-младший","сын Каймата". С таким именем, действительно, нереально и недостойно было искать гостеприимства Ниланда.

Муринах - несовершеннолетний брат Гэнчина,

Муртан - брат матери Муринаха и сводный дядя Гэнчина. Надо заметить, что в изъятии наследства у Гэнчина главную роль сыграли именно дядья, а не юные братья Гэнчина.

 

                     ОТ РЕДАКЦИИ На наш взгляд, автор данного фрагмента-реконструкции увлекся литературной стороной в ущерб научной достоверности. Драматические коллизии "Повести..." часто не имеют прямого подтверждения в первоисточнике, а порой и противоречат ему. Однако и нельзя считать домыслы автора беспочвенными: мы считаем нужным привести его аргументы. Так, автор буквально понимает слова "...покрыли они все равнины Ниланда, как саранча..." и на основании этого считает, что Гэнчин достиг полной победы. Но приведенное выражение скорее является метафорой: ведь примерно половина населения Ниланда уцелела! Сложнее анализировать поражение нашествия. Само по себе убийство противника не могло бы вызвать перелом в отношении кочевников к победоносному вождю, и с этим нельзя не согласиться. На пути к власти Гэнчин убил многих, и это лишь усиливало его авторитет, поскольку совершалось честно и по общеприемлемым мотивам. Только бесчестное убийство могло вызвать всеобщее осуждение. Но нуждался ли победоносный Гэнчин, великолепный боец, в явной подлости? И, что еще важнее: для объединения Степи Гэнчин должен был оказаться не только великим воином и полководцем, но прежде всего - тонким политиком, опытным дипломатом. Мог ли он в преддверии победы совершить поступок, равносильный политическому самоубийству?

Принимая эти соображения, все же заметим, что возможны и другие, более простые объяснения случившемуся. Например, первопричиной раскола стало недовольство слишком затянувшейся и кровопролитной войной. Было и немало недовольных переменами в укладе жизни, произведенными Гэнчином. В таких условиях толчком к нарастанию недовольства могло стать любое событие, даже убийство в честном поединке. И в любом случае, главной причиной поражения Гэнчина стало героическое сопротивление Ниланда вторжению. А именно это автором совершенно не раскрыто. Все же, предложенная версия при всей спорности имеет право на существование, а детали быта как Ниланда, так и Степи описаны достаточно реалистично. Поэтому Редакция сочла возможным включить данную реконструкцию в наш сборник вместе с первоисточником, снабдив необходимыми комментариями.

 

Монолог Гэнчина

1.   Я - сын двух народов, сплетенных войной,

  Дитя нелюбви и погибельной страсти,

  Везде - нежеланный, повсюду - чужой,

  Но сильный вдвойне и стократно опасный!

 

2.   И гор высота, и просторы степей

  В крови у меня не находят покоя,

  Мы вместе могли быть стократно сильней,

  Но предки мои не сумели без боя...

 

3.   Очнитесь! Не поздно нам руки сплести

  И кровь свою слить, чтобы вырастить племя,

  Способное наши равнины спасти

  От пришлых, желающих править над всеми.

 

4.   Нас порознь сомнут, как былинки в степи,

  Почти не заметив, сминают копыта,

  Я вижу так ясно, - но вы так слепы,

  И заткнуты уши, и очи закрыты!

 

5.   Две крови во мне, примирить их не смог, -

  Пусть мне покорятся, и та, и другая!

  Я - волк, и пускай я пока одинок, -

  -Уже подрастает достойная стая!

 

6.   Пусть я - полукровка! Уймите свой смех!

  Гордитесь вы крови своей чистотою?

  Я вам докажу - я сильнее вас всех,

  Я,- сын двух народов, сплетенных войною!

 

 

Битва Хромого Властелина.

Оглендский вариант

 

                "Было время, поведали мне; когда землей Халланда стал править Агорпач Гэлхарлон, Счастливчик, и смог он соединить все силы народа халонов под своей рукой. Последняя Куварская война привела к истреблению давних врагов, владения народа халонов расширились, а силы укрепились.

                Долгим было правление Владыки, заслужившего прозвание Несравненный. Сила и удача неизменно сопутствовали ему, и владения народа халонов при нем немало увеличились. Весел и неутомим был Владыка, равно в бою и на пиру. И вырастил он троих сыновей.

                Старший, Энар, получил прозвище Хальнич - Хромец - ибо в отрочестве неудачной была его охота, и кабан повредил ему ногу. Тогда же появились и шрамы на его лице. Был он и так невелик ростом, а хромая нога словно еще более укоротила его. Был он неразговорчив, угрюм; ни в бою, ни на охоте он почти не появлялся из-за увечья, - правда, немногие близкие знали, что Хальнич имеет зоркий глаз и глубокий ум, что нет ему равных в стрельбе из лука, что и прочие воинские искусства он, редко применяя, все же знает не хуже бывалых воинов, что в руках его - сила и выносливость, невероятные для столь тщедушного с виду тела. Но Хромой был нелюдим и не хвастлив, так что немногие знали его по достоинству.

                Столь же нелюдим и неразговорчив был и Эндар, средний сын, хотя имел на то другие причины. Он был высокого роста, строен, красив лицом. И умениями многими отличался, ибо легко добивался многого; но с раннего возраста интерес его был привлечен не к тому, что доступно многим и что он уже постиг не хуже прочих; вместо того он интересовался знаниями почти забытыми или неведомыми доселе, много беседовал со старейшими, и даже знания куваров выспрашивал у пленных, будучи еще отроком, и о дальних землях знал, словно сам побывать там успел. Немногие могли понять смысл его занятий, оттого говорили о Невозмутимом разное; но его не волновала досужая болтовня.

                Зато младший, Энтар, по праву носящий прозвище Ахар ("Богатырь"), был весел за троих. Гордый вид, яркая одежда, громкий голос выделяли его издалека в любой толпе. Его ухоженные пышные волосы блестели, как золото, улыбка не сходила с его лица, поразительно красивого. Правда, говорят о нем и то, что был он слишком самолюбив, хвастлив и безрассуден, но веселый нрав привлекал к нему многих. Он любил женщин, и они любили его, - потому он вкушал удовольствие сверх меры, но не спешил жениться, когда старшие-молчуны уже растили детей. Еще Ахар любил вино, веселые застолья, шутки и смех. Корил его отец часто, но и любил, пожалуй, больше всех.

                Даже самой долгой, самой счастливой жизни приходит конец. Владыка Агорпач Несравненный умер в спокойной старости, на руках сыновей, и достойные жертвы облегчили его путь в Страну Мертвых; а затем, по обычаю, собрались лучшие воины, и мудрые старейшины, и самые уважаемые люди народа, с сыновьями Владыки на тризну. И встал, как то полагалось, старший сын с кубком, и начал поминальное слово. Немногословен он был, как обычно, но веско звучало каждое его слово. И вдруг громкий смех прервал его речь. То смеялся младший из сыновей Владыки, Ахар, и даже устремленные к нему взгляды не смутили его. Видимо, уже изрядно принял он хмельного раньше времени, если смог, смеясь, воскликнуть: "Взгляните-ка на него! Еле виден над столом, а говорит так, словно уже стал Владыкой. Но этого еще не было, и быть не должно".

                Все замолчали от неслыханной дерзости, а Хальнич промолвил только: "О брат, одумайся!". Эндар же огорчился, и прервал трапезу; но более ничем своих чувств не выдал.

                Но младший поднялся во весь свой богатырский рост и продолжал:

                - Один только смех для любого племени! На что же годен подобный вождь? Куда он сможет нас вести, чтобы не рассыпаться по дороге?

                И снова старший сказал:

                - Дух нашего отца еще слышит нас! Вновь говорю тебе, о младший мой брат, - одумайся!

                Но избыток хмельного уже взял в плен душу младшего, и забыл он все приличия, и еще более дерзкие слова вскричал он:

                - Да, первым родился ты, - но первый блин вышел комом! Неужели же народ наш примет такой позор, как власть хромого недоростка?

                Не изменилось лицо старшего, только глаза вспыхнули гневом, и словно выше стал он, когда изрек:

                - Да, на голову длиннее ты, - но проку ли в том, если пуста твоя красивая голова? Гораздо позорнее твоя глупость и неотесанность. В третий раз говорю тебе - одумайся!

                Ни эти слова, ни общий ропот не смутили Ахара - он совсем потерял голову:

                - Даю тебе срок до новолуния, чтобы ты успел уползти подальше. Иначе посмотрим, чего стоит твоя умная голова против моего меча!

                И повернулся старший брат к среднему, и вопросил:

                - О брат мой, ты молчишь - но неужели ты не слышал всего? Поможешь ли мне образумить младшего брата нашего?

                Знал уже Эндар братьев своих, и не стал тратить силы понапрасну. Потому ответил Невозмутимый:

                - Я не посягаю на власть - не по праву, да и не по нраву мне она. Не мое это дело - разбирайтесь сами.

                И, сказав это, вышел вон, и скрылся в своем шатре.

                И сказал тогда Хромец: "О, отец мой! Не гневайся на меня в новолуние!". И, сказав это, также вышел прочь Хромой, и тоже удалился в свой шатер. И многие ушли вместе с ним.

                Долго стояла затем тишина, но все же вино взяло свое, и тризна продолжалась, только веселье не вернулось в тот вечер к пирующим.

                Две недели оставалось до новолуния, - и все это время младший продолжал пировать, и звал всех на свой недостойный пир. Многие из молодых и вправду соблазнились на веселье за богатым столом. Бывалые же воины роптали, собравшись у шатра старшего брата, а кто-то даже предлагал свое участие, чтобы наказать наглеца. Но старший только сверкнул глазами:

- Уж не считаете ли и вы меня негодным калекой?, - и заступники замолчали.

                Эндар же не собирал сил и продолжал свои занятия, как ни в чем не бывало. И верные ему люди, по воле его, избегали встревать в разногласия. Только караул из дружины в срок сменялся у шатра. Иного же общества Невозмутимый не искал. Он знал, что происходит, но не заботился о том.

                А пирующие все так же веселились полночи, спали полдня и не загадывали на будущее. Старший же каждым утром, с первыми лучами светила, уходил с верными людьми в горы, и там с ними упражнялся в искусстве битвы с восхода до заката. Пятеро лучших воинов сменяли друг друга, пытаясь одолеть Хромого, но тот без устали отбивался, делая перерывы лишь для еды. В поселении же мало кто об этом знал - ходили даже слухи, что Хромой действительно решил сбежать, или уже сбежал, и некоторые из воинов усомнились в своей верности. А некоторые пытались предлагать свою верность то одним, то другим, и только Невозмутимый и близкие ему люди не участвовали в этой возне, лишь потешаясь над людской суетностью.

                А в день новолуния пришел Хромой со свитой верных воинов и достойных людей прямо к пирующим, и предстал молча перед братом-ослушником. Тот расхохотался:

                "Ты еще не успел уползти? Не дать ли тебе еще срок?"

                Ответил Хальнич только:

                "Мой срок еще не пришел - твой же истекает. Последний раз говорю, брат мой, - образумься, покайся прилюдно, и забудем, что произошло!"

                Рассмеялся Ахар, выхватил меч и закружил его над головой вместо ответа. С грозой можно было его сравнить - огромен, как туча, боевой клич громом гремел, и молнией сверкали глаза, как и лезвие прославленного меча.

                Но любая гроза разбивается бессильно о древний утес. Так весь натиск младшего богатыря разбился о защиту старшего. Опыт и мастерство, сила воли и твердость духа встали против буйной ярости и молодой силы.

                Хальнич не делал ни одного лишнего движения, был спокоен и нетороплив; Ахар же наступал все быстрее и яростнее, но его меч лишь резал воздух со свистом, или натыкался на клинок Хромого. Вскоре раны появились на бедре и на плечах младшего брата, его же меч лишь несколько раз скользнул по доспехам старшего, не причинив вреда. Кровь Ахара струилась из ран, вместе с кровью и силы покидали Богатыря.

                Вот уже и стемнело, и загорелись факелы под безлунным темным небом; но и при свете факелов продолжался поединок столь же упорно. Отблески огня переливались на кольчугах, словно струи крови; одежда же Ахара, потемневшая от крови, казалась обугленной. Пар валил от него, как от костра валит дым.

                Движения Ахара замедлились, он дышал тяжело, пышные прежде волосы намокли от пота и липли ко лбу, застилая глаза. Старший же только слегка разгорячился, не потеряв бодрости. Лишь иногда Хальнич перекладывал меч из руки в руку, ничем больше не проявляя усталость. В бликах огня, с покрытым шрамами бестрепетным лицом, он был ужасен и грозен, словно сам бог войны, неустрашимый Крудэл Хар-Дан.

                И вот, когда клинки в очередной раз скрестились, Хальнич резко толкнул противника в грудь, подставил ногу - и Ахар во весь свой немалый рост растянулся у ног победителя. Хромой наступил на руку, еще держащую меч, свой же клинок приставил к горлу побежденного, и вопросил:

                - Ну что, здоровый брат мой, - чьи ноги крепче?

                Тот лишь молчал, закрыв глаза и тяжело дыша. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском факелов и дыханием воинов.

                Хальнич жестом приказал привести среднего брата. Эндар пришел, невозмутимый, как всегда, ибо он был среди тех немногих, кого ничуть не удивил такой поворот событий.

                Молчание продолжалось, пока Ахар, все еще лежавший, не сказал:

                - Ты победил, и победил достойно. Я заслужил смерть, и я готов к ней. Но не думай, что я буду плакать или молить о пощаде, лучше умереть, как подобает мужчине. Чего же ты медлишь?

                И Хальнич, убирая меч, произнес:

                " Бывает час, когда познается цена всему. Однажды изменивший всегда изменник, однажды струсивший - всегда трус, однажды солгавший - всегда лжец. Мне не нужны ни твои слезы, ни твоя кровь, брат мой непочтительный. Но и ты мне не нужен. Земля велика, и как ни расширил отец наш владения халонов - места еще достаточно. Если ты воистину достоин его, если ты хочешь властвовать  -  так докажи свое право, создай себе новое владение - и да помогут тебе боги! Но для этого уходи, и уходи не медля. Пусть ляжет твой путь на полночь, и бери себе равнинных земель, сколько сможешь. А потом буду рад видеть тебя, как гостя - с миром и со славой."

                К Эндару Хальнич также обратился зло, напомнив, что рассчитывал на его вмешательство в свою пользу. И потому дал и ему приказ уходить:

                "Бери же и ты войско, и бери себе горы и долины, что на закат от нас!"

                Братья положили свои мечи к ногам Хромого, и поклялись ему в верности, поклялись страшной клятвой не поднимать оружие против брата и не подпускать к нему врагов. И путь их затем воспет в легендах многих, мое же повествование на этом заканчивается. Ибо знаете вы, что основали младшие братья Младшие княжества, старший же остался на земле предков, именуемой теперь Старшим княжеством, надежно закрытой со всех сторон. И сильнейшим из Княжеств стал основанный Невозмутимым Огленд - ибо дела говорят за мудрого громче, чем его речь; и не суетой, но мудрыми деяниями заполняется память народа.

                Так было положено начало распадению единого прежде народа на три племени. И, хотя земли халонов затем умножились еще более, и сила наша возросла, и недаром названы были те времена Эпохой Первого Величия, - но в этом величии уже заложены были семена позднейшего падения".

 

 

 

            Дорога в Огленд.

 

   Через горы прямо нельзя пройти,

   Вот и вьются упрямо витки пути.

   То ли вверх - то ли вниз, перевал - карниз,

   через брод, вперед, ведет

   Дорога в Огленд.

 

   Там в избытке забаву мечи найдут,

   Там богатство и слава достойных ждут,

   Ну, а кто не сумел, и с коня слетел,

     Тот уже не в счет - других ведет вперед

   Дорога в Огленд.

 

     Ты уходишь - и место займет другой,

     И не станет невеста скучать вдовой.

     Стиснув зубы - вперед, здесь никто не спасет,

     Сам сжигал мосты, раз выбрал ты мечты, -

   Дорогу в Огленд.

 

 

 

Ута

Реконструкция по эпизоду из легенды "Поход Эндара Невозмутимого"

 

                "...Наконец войско Эндара пересекло Куварские долины и углубилось в Дикие горы, тогда бесплодные и безлюдные. И там дорогу войску преградил древний старик огромного роста в боевых доспехах. Он назвал себя последним из куваров, и потребовал поединка с предводителем пришедших..."

                Старик уже долго наблюдал со скалы, как по дну долины ползет змеей цепочка воинов и вьючных лошадей. Сомнений не было - и сюда добрались проклятые гвуры*! Сверху они казались маленькими и беззащитными, как муравьи, но старик понимал, что на деле иначе, и остановить этих "букашек" он не в состоянии. Если бы еще хоть пяток воинов - но он один! И что он может? Ну, устроить пару раз обвал, пару десятков врагов погубить исподтишка - а что толку? Нет, нужно совсем другое!

                Старик упруго вскочил, обретая заново силы, гулко заторопилось сердце. Обретала смысл его слишком долгая жизнь. Не для этого ли часа берегли его боги?

                Добравшись до пещеры, старик вытащил из-под заветного камня боевые доспехи и меч. Ножны, покрытые плесенью, развалились, и доспех был тронут ржавчиной, но лезвие блеснуло чистотой, словно час назад было в руках последний раз, а не полжизни. В пещере не было никого, женщины и дети пасли стадо, а сын старика, названный просто Вун*, охранял их от волков и таргов* - тоже занятие для мужчины!

                Старик вышел наверх, заново привыкая к тяжести оружия. Лучи перевалившего зенит солнца осветили высеченную означающую Небесного Отца и младших сестер - стихии*. Старик сел на колени перед скалой, устремил взгляд в центр эмблемы, око Великого, и сосредоточился, уходя памятью в то время, когда впервые обучался владению оружием и собой, тому, что нужнее всего для воина. Тогда его звали Гэллин-Квар*, он был молод и силен, сильнее многих, но не одна лишь сила делает воина воином. Гэллину посчастливилось встретить хорошего учителя, настоящего Учителя, который сделал из юнца - воина, из неуклюжего силача - непобедимого бойца. После многих лет учения Гэллин вернулся к племени, словно заново родившись; и принимал с равнодушием мудрого хвалу и хулу, зависть и восхищение, и высокую честь - стать квар-ванэ*, военачальником народа. У него появилась семья, подрастали два сына, обещавшие стать такими же славными воинами.

                А потом в долины их народа пришли гвуры, и было их слишком много, и пролилась кровь славных воинов, и кровь беззащитных - тоже... Могучий Гэллин почти прорвался к предводителю чужаков, но тот был слишком удачлив и спасся, а Гэллин отступил с тяжелыми ранами.

                Да, он потерял семью, но спас свой народ, прикрывая отход женщин, детей и стариков, сначала с сотней воинов в долине, потом - с десятком в ущелье, потом - с двумя на тропе... Потом он остался один, истекающий кровью, но враги дальше не прошли и не посмели преследовать его даже умирающего. И умер бы Гэллин, если бы не юная Аллинэ - она одна верила в его возвращение, и осталась ждать, и дождалась. Уж где она взялa силы довести обессиленного воина до тайного убежища... Даже в бреду Гэллин, говорят, не выпустил меча, и никто не смог разжать его пальцы, пока он сам не очнулся...

                Пальцы старика снова стиснули заветную рукоять, хоть он сам того не почувствовал, захваченный воспоминаниями.

                Уцелевшее племя больше никто не тревожил, и в этих диких местах они остались влачить жалкое существование. Молодая жена подарила ему, последнему оставшемуся воину, сына, и семейное счастье вернулось к немолодому уже Гэллину, но ненадолго: в суровую долгую зиму Аллинэ простудилась, заболела и умерла. Тогда многие умирали, особенно женщины и дети. Гэллин тоже болел, но выжил - чтобы вырастить сына. Только, видно, не угодно было богам, чтобы воскресла слава древнего народа. Вун не понимал, зачем нужно воинское искусство, если здесь не с кем сражаться, кроме зверей, а люди-враги далеко,так и хвала богам за это! Другие же выжившие дети вовсе безнадежны: из мальчишек всякий, если и не скрючен костной хворобой, так недоумок, еле-еле годится в пастухи. Еще поколение - и ничего не останется от целого народа...

                Теперь хотя бы он, Гэллин, должен встать на пути врагов, чтобы напоследок отстоять честь своего рода! Хоть и давно он не держал в руках оружия, кроме охотничьего лука, кинжала да пастушьего посоха... Но не все еще забыто, не все еще потеряно! Помогите же, о боги!

                И прежней силой налились старческие руки, и снова свистнул в воздухе меч, выписывая необходимые фигуры, чтобы разить воображаемых врагов и отражать всевозможные удары. Страшен для врагов был этот боевой танец, и боевая песня заклекотала в горле, как много лет назад...

                - Что с тобой, Ута? - вопрос сына вернул старика в нынешнее время, где его звали не иначе как "отец" даже ровесницы-старухи. Перед пещерой столпились пастушки и пастушата, облаченные в козьи шкуры жалкие остатки некогда гордого племени, со страхом и недоумением взирая на грозного старца в древней броне. Только Вун посмел подойти поближе и заговорить.

                - Гвуры пришли в наши горы, - вымолвил старик, - я сам видел сегодня.

                Крики страха ответили ему. Даже для тех, кто ничего еще не видел или ничего уже не помнил, это слово означало одно, разрушение, ужас, погибель.

                - Мы спрячемся в пещеру, завалим вход, и они нас не найдут!

                - Они и не будут искать, презрительно ответил старик, они идут своим путем, думая, что мы все умерли.

                - Тогда зачем же все это?

                Не поймет никогда, с горечью ощутил старик, но все же ответил:

                - Я им докажу, что один-единственный еще жив. Жить мне все равно уже недолго, хоть умру достойно!

                Старик поел вдоволь свежего сыра, запил ключевой водой и улегся спать, не снимая доспехов, под недоуменные взгляды и перешептывания племени. Утром он поднялся с первыми лучами солнца, пока все племя безмятежно храпело под шкурами, только Вун сторожил вход в пещеру. Старик прожевал пару ломтиков сыра, выпил немного воды, как подобает воину перед боем. Уходя, обернулся к сыну:

                - За мной не ходи, а когда солнце встанет над большой скалой, разожги огонь и принеси богам щедрые дары, чтобы легким был мой путь в страну мертвых!

                Я все сделаю, Ута, - поклонился Вун.

"Неплохой все-таки парень, но он вырос пастухом и умрет козопасом", так подумал старик и ушел, не оглядываясь.

                Шаг его был упругим, и кратчайший путь вел его к последней битве. А пришельцы, видимо, заплутали, и старику пришлось их подождать на тропе в том месте, которого не смог бы миновать ни один путник. В ожидании врагов старый воин запел песню. Немало он песен слышал и сам пел, много друзей пришлось ему отпеть, но впервые в его жизни, да и в истории его народа, пришлось слагать отпевальную песню по самому себе. Но голос ожил, и вдохновенные слова сами ложились на язык.

 

         Монолог последнего

  Последний кувар, - перед вами стою.

  Последний ваш враг, - вам тропу заслоню.

  Последний - что можно добавить!

  Чужие сразят меня в честном бою,

  Пускай чужаки же меня воспоют, -

  Кому же еще меня славить?

 

  Последний мой сын - безобидный пастух,

  А первые - пали, и воинский дух

  Во мне лишь одном сохранился.

  И что мне осталось? Хватило бы рук

  Сразить одного, а успею - и двух,

  чтоб век мой не зря прекратился.

 

  Ну что же стоите вокруг старика?

  Пугает вас блеск боевого клинка?

  Как робки вы, вражии детки!

  Хвала вам, что встретил в итоге пути,

  Так дайте мне, воину, с честью уйти

  Последнему - к доблестным предкам!

 

                Наконец появились из-за поворота первые воины. Заметив старика, они удивленно остановились; за их спинами скапливалась толпа, чужаки шептались между собой, но никто не смел подойти с вопросом, и старик так и стоял в гордом молчании, опираясь на обнаженный меч, словно грозная статуя. Наконец какой-то юнец выскочил вперед, опьяненный собственной смелостью:

                - Кто ты, и что тебе нужно?

                Старик ответил чужакам на их языке:

                - Я, последний кувар, как вы нас называете. Мне нужен поединок с вашим предводителем, если он не струсит, как струсил ваш вождь прежде!

                - Значит, кувары еще не все умерли?! Но зачем ты торопишь собственную смерть, и какой тут бой, в твои годы нужнее покой у теплого очага!

                Вместо ответа старик шагнул вперед, и свистящее лезвие описало вокруг него сверкающую непробиваемую завесу. Дерзкий юнец побледнел и шарахнулся прочь, воины попятились, поднимая щиты и копья. Но из их рядов протиснулся вперед высокий темноволосый молодой воин с бледным лицом, настолько безразличным, как неживое. Холодным голосом он отчеканил:

                - Я здесь вождь. Как ты хочешь биться?

                - Как подобает воинам - насмерть и без пощады!

                - Ладно, -  кивнул бледнолицый, словно речь шла о какой-то безделице.

                - Без щита и без шлема, как и я!

                И это рискованное условие чужак встретил спокойно: молча откинул щит, сбросил шлем, обнажил меч и оперся на него, повторяя позу противника. "Словно неживой," подумал старик, "а ведь сейчас и впрямь отправится к предкам", и устремил на врага свой взгляд, собирая в нем всю свою волю. И впервые дрогнул: чужак не только выдержал взгляд, от которого бледнели бывалые воины, он отражал взгляд, как зеркало отражает солнечные лучи. Спокойный взгляд пришельца устремлялся словно сквозь старика, но этот взор, устремленный в никуда, видел все. Гэллину ли это не знать, ведь он сам долго обучался именно такому взгляду в бою! Так должен глядеть боец, чтобы не упустить малейшее движение врага, читать чужие мысли и не выдавать свои. Значит, старику довелось-таки встретить достойного противника. Считать ли это везением?

                Хотя поединок взглядов не принес удачи, старик кинулся на противника, стараясь ошеломить его, не давать ему опомниться, но бледнолицый словно играючи уходил от ударов, лишь иногда отражая их. Он легко кружил по площадке, все время отступая, но ничего не отдавая. "Все-таки за ним молодость," подумал старик, "а мне так долго не выдержать." И сменил характер боя - постарался казаться слабее, чем он есть, в надежде обмануть противника, выманить на удар. Теперь старик часто останавливался, переводя дух и старательно пряча взгляд; стал отступать, изредка неуклюже отбиваясь, будто силы вовсе покинули его. Раньше он счел бы такой бой позором, но сейчас ничего другого не оставалось. И мнимая слабость начала убеждать врага: тот стал забывать о защите, чаще открываться. И тогда старый воин собрал все свои силы, весь опыт, всю волю в один-единственный удар, стремительный и смертоносный, как молния, и этот удар... попал в пустоту, а меч, выбитый из рук сильнейшим неожиданным движением врага, улетел далеко прочь, высекая из камней искры.

                Старик медленно опустился на колени, пряча в ладонях пылающее от позора лицо. Да, он собирался умереть, но разве так?! Не сразив ни одного врага, даже лишившись меча, словно неумеха-молокосос... Что он предъявит на суде богов? Только смерть спасет его от позора. Что же медлит этот чужак?

                - Убей меня! - вымолвил старик на ненавистном языке, - убей скорее!

                И вдруг услышал на своем родном:

                - Встань, о Ута, и будь мне другом!

                Недоверчиво открыв глаза, старик увидел, что противник тоже встал на колени перед ним, протягивая открытую руку - знак мира и дружбы.

                - Ты знаешь мой язык?!!

                - Уж такая у меня причуда, видишь ли, знать то, что никому из живущих больше не ведомо... И никому не нужно. Вставай же!

                Старик встал, и крепкие руки двух воинов встретились в старинном приветствии.

                -Как же тебя зовут, о юный мудрец и невозмутимый воин?

                - Эндар.

                - Вундар?! Ты сказал, "вундар² - что на моем языке означает "приемный сын"?

                - Ну, на моем языке "эндар" означает "второй". Другого имени для меня родной отец не нашел.

                - И все же... Я буду звать тебя Вундар. Позволишь ли?

                - Согласен, о Ута! А теперь я тебя попрошу. Мы покинули ненавистную тебе землю, чтобы начать новую жизнь нового народа. Пойдешь ли с нами... Со мной?

                Старик окинул взглядом давно привычные скалы. Там, откуда он ушел, поднимался густой черный дым - послушный сын не поскупился на жертву. И в другом он послушался, не пошел за отцом в последний бой, а вот в этом Гэллин бы не удержался, нарушил бы приказ...

                Эндар перехватил взгляд старика, вновь улыбнулся, от этой улыбки лицо его сразу ожило:

                - Говорят, отпетому заживо суждены долгая жизнь, славный путь и доблестная смерть, не так ли... Ута?

                Старик отвернулся от своего прошлого, вздохнул:

                - Я согласен, Вундар!

                "...Этот старец оказался великим воином, но Эндар сумел его победить, обезоружив; и не только подарил могучему старику жизнь, но и приблизил к себе, сделав первым советником. Этот старик провел отряд через Дикие горы и спас от многих опасностей. Умер же он уже на  равнинах Огленда, в неравном бою с кочевниками, сразив многих врагов. И похороны его были пышными, достойно великого воина и даже Владыки. Звали же старика куварским словом Ута."

 

                             ПРИМЕЧАНИЯ.

                Ута - "отец" (кув.)

                Кувар - халонск. от "кЪвар",означавшее "воин" (кув.)

                Гвуpы - "вpаги" (кув.), так куваpы называли халонов.

                Вун -"сын" (кув.)

                Тарги (кув.) - так кувары называли человекообразных существ, обитавших в Диких     горах во В.Э. и позже истребленных. Происхождение неясно. Халоны переняли                 куварское слово для обозначения этих существ.

                Квар-ванэ - "повелитель воинов", военачальник (кув.)

                Вундар -  "приемный сын" (кув.)

                Эндар -  "второй" (хал.); Эндаp Невозмутимый, сын Агоpпача, основатель и пеpвый Владыка Огленда.

 

 

Нор, Который Поспорил С Судьбой

Реконструкция по мотивам первоисточников:

 "Поход Эндара Невозмутимого", "Легенда о Норе", "Хроники Огленда".

 

                Нор, молодой воин Владыки Эндара, обошел окрестные скалы в надежде подстрелить горного барана, но возвращался в лагерь ни с чем. Неожиданно посыпавший дождь загнал его под навес скалы; там обнаружилось зияющее отверстие пещеры, и любопытство толкнуло Нора вглубь.

                За поворотом проступил мерцающий во тьме огонек. Подойдя поближе, Нор с удивлением обнаружил, что это - не костер и не факел,золотистый шар, испускавший свечение без тепла, звука и запаха, висел в воздухе перед сидящим стариком, одетым в белое. Белыми были и волосы старика, и лицо, и сложенные на коленях руки,казалось, он весь светится в темноте.

                Не показывая изумления, Нор шагнул вперед и вежливо поздоровался. Но не удержался, пораженный ответом:

                 - Проходи, о Нор, да помогут тебе боги!

                 - Откуда ты меня знаешь?

                 - Я многое знаю. Садись, поговорим.

                Нор был воспитан в уважении к старикам, и этот чужак преклонного возраста вызвал в нем почтение. Но надменность старца, его туманные и уклончивые фразы постепенно подняли в юноше раздражение, а расспросы о каких-то пустяках казались подозрительными.

                 - Ты не из тех ли знахарей, что предсказывают будущее всем, а собственной судьбы не знают?

                 - Зря смеешься! Собственная судьба скрыта от человека глубже, чем чужая.

                 - А есть ли она, судьба? Разве нет случайностей, разве человек не волен в своих поступках?

                 - Есть предел человеческой воле, и есть законы, которые выше человека.

                 - Но какой закон решит за меня, шагнуть мне вправо или влево?

                 - Куда ни шагни, от судьбы не уйдешь. Взгляни на капли дождя: куда летят они, гонимые ветром, на какой камень какая капля упадет? Это случай! Но в дождь все капли сливаются в струйки, а те - в ручьи; все ручьи впадают в реку, а реки - в озеро; из озера поток несется в море. Там встретятся все капли, куда бы они не упали. Это и есть судьба. Можно плыть не по течению, а против, это принесет труды и муки, но не изменит конец пути.

                 - И ты знаешь мою судьбу?

                 - Сейчас и ты ее узнаешь. Возьми, - и старец протянул юноше три кубика, похожие на игральные кости, но на гранях вместо точек были непонятные знаки.

                 - Трижды встряхни, и трижды - брось! Твоя судьба - в твоих руках...

                Юноша сделал, как велено, хотя в голосе старца, его усмешке чудилось что-то пугающее, леденящее. Или это холод и мрак пещеры одолевали горячую кровь воина?

                 - Вот теперь я объясню тебе то, что ты сам себе напророчил. "Недолго осталось тебе жить - ты умрешь в расцвете сил. И все же, до назначенного часа судьба будет хранить тебя. Будешь ты висеть на волоске над пропастью, вражье оружие и звериные зубы будут терзать твое тело, жар будет тебя сжигать и мороз леденить, - но не это тебя погубит. Твой путь лежит навстречу восходящему солнцу, в богатую долину. Там ты встретишь свою любовь и свою жену, имя которой - Эал. Там ты увидишь великую реку, течение которой неспешно, неуклонно и неумолимо, как течение судьбы. Ты чуть не утонешь в этой реке, причиной тому будет дружеский дар и руки друга, а спасут тебя враги. А умрешь ты в назначенный час, недалеко отсюда; и погубят тебя твои же слова и твоя гордыня". 

- Как же мне узнать день своей смерти?

                -Будет тебе знак: ты увидишь, как коршун погибнет, не догнав голубя. В тот же день до заката ты умрешь!

                Нор задумался. Убедительно звучали слова старца, и все же не верилось в его способность все предвидеть: ведь человек волен в своих поступках! Конечно, нетрудно узнать, куда держит путь Владыка Эндар, и можно знать, что там - реки, долины; вражеское оружие и звериные зубы грозят любому воину - и без прорицателей ясно, так же как жар и холод... Остальное можно толковать по-разному. Но главное, сейчас-то как проверить правдивость предсказания? Дерзкая мысль запала в сознание Нора.

 -Значит, я погибну недалеко отсюда? И ты выйдешь полюбоваться на мою смерть?

-Я могу видеть, и не выходя отсюда.

-Ну хорошо! Значит, ты-то будешь жив и сможешь увидеть мою смерть?

-Да!

"Если он прав - ему ничего не будет. Если неправ - так ему и надо" - уговорил себя Нор и со словами "А вот это мы и проверим" внезапно выхватил клинок из ножен и обрушил его на старика. Но в этот миг свет внезапно пропал, словно в глазах потемнело; клинок со свистом рассек воздух и не встретил ничего, кроме песка на дне пещеры. Ощущение непоправимой беды, ужас перед непонятным и невозможным охватили воина. Ему показалось, что старик или какой-то неведомый враг сейчас нападет из темноты с каким-то коварным оружием... В панике Нор полосовал клинком темноту вокруг себя, пятясь на ощупь к выходу. Он спотыкался о камни, натыкался на стены; путь обратно показался стократ длиннее, чем пройденный только что. Наконец забрезжил свет, и Нор бросился к выходу - боком, не решаясь ни на миг повернуться к темноте спиной. Лишь в нескольких шагах от пещеры Нор наконец вложил меч в ножны и со всех ног помчался к лагерю, подгоняемый все тем же беспричинным и бессмысленным ужасом.

                Вдруг нога поскользнулась на мокром от дождя камне, и Нор полетел в пропасть, успев только подумать: "Так быстро...ведь старик обещал..."

                Но смертный час еще не настал. Нор обнаружил, что висит вниз головой над пропастью, на дне которой бурлит вода. Изогнувшись, он понял причину своего спасения: корявый колючий куст упорно вгрызался корнями в камень на краю скалы у самой тропы, прочно вцепившись во все трещины. За этот куст и успел зацепиться при падении волосяной аркан на поясе воина. Невольно вспомнилось: "Будешь ты висеть на волоске над пропастью..." С немалым трудом и величайшей осторожностью Нор смог подтянуться наверх, выползти на тропу. Дрожали колени, озноб колотил тело то ли от пережитого, то ли от резкого ветра, пронизывающего взмокшую одежду...

                Было нестерпимо стыдно за себя. За страх, за постыдное бегство от бессильного старца, за неосторожность и неловкость, за унижение, видел бы кто-нибудь, как он, взрослый воин, болтается на ниточке, словно тряпичный Кепонриш в руках дедушки-затейника! Не оказался ли он, Нор, и вправду тряпичной куклой в руках то ли судьбы, то ли ее седого предсказателя? Нет уж!! Нор не намерен превращаться в барана, покорно бредущего по указаниям пастуха!

                Эндар Невозмутимый стоял на возвышении, как всегда, окруженный приближенными. С изумлением взглянули люди на подходящего Нора - на его одежде и в его лице еще остались следы пережитого.

- Что случилось с тобой, доблестный Нор? - произнес Владыка.

- Позволь, о повелитель, поговорить с глазу на глаз!

По знаку Владыки люди отступили. И тогда Нор, не в силах скрыть волнение, описал все неожиданные события, и свое решение - идти наперекор судьбе, чего бы это ни стоило!

- Мне предсказан путь на восход. Позволь же, о Владыка, вернуться назад, на закат! - закончил просьбу Нор.

                Владыка поднял бровь. Было непонятно, что он думает, удивляется ли, одобряет или гневается? Наконец он заговорил.

- Да, я давно слышал о таких прорицателях, и я искал встречи с ними. Тебе же эта встреча досталась случайно! Мне пришлось долго упрашивать мудреца, чтобы услышать предсказание. Тебе же и это досталось без труда! И я, твой повелитель, готов следовать своей судьбе и благодарен, что знаю ее заранее. Ты же разгневан, и не хочешь судьбе покориться! Воистину, из нас двоих лишь тебе надлежит быть владыкой, по гордыне твоей!

                Пристыженный, Нор опустил глаза и хотел удалиться, но Эндар заговорил иначе:

- И все же, я тебя понимаю и одобряю. Я готов помочь тебе! Ты выбрал путь борьбы с судьбой, так не отступай же с него, и рассказывай мне подробно о всех своих успехах и неудачах. Сейчас я посылаю тебя гонцом в Ваэланд, и ты можешь там оставаться или поступать по своему усмотрению; не забывай только пересылать мне подробные сведения о себе!

- Благодарю, о Владыка, и готов служить тебе всегда, как и раньше! - поклонился Нор.

                Вскоре он получил коня и снаряжение для дороги, поручение - послание на словах и на бересте; и с этим тронулся в путь, расcчитывая до заката добраться к недавней стоянке. Но вышло иначе.

                Когда тропа завела Нора в узкую лощину, на него сверху обрушился град камней, и с разных сторон появились тарги. Этим словом еще кувары называли обитающих в Диких Горах существ, похожих на безобразных людей длинноруких, согбенных, покрытых вместо одежды рыжими лохмами по всему телу. Человека эти твари боялись и ненавидели; на большие отряды они не смели нападать, но одинокие путники могли показаться таргам легкой добычей. И хотя тарги не имели оружия, кроме камней, на близком расстоянии они были очень опасны благодаря сильным цепким лапам, острым клыкам, живучести и злобности.

                Задумавшись, Нор потерял бдительность; теперь стрелять из лука было уже поздно, и воин, хлестнув коня, рванулся напролом. Он успел снести с плеч голову одного из нападавших и рубануть другого; но твари, набросившись все разом, повалили коня. Нора спасло только то, что сразу трое таргов, забыв о человеке, впились клыками в шею коня, жаждая свежей крови. Только трое попытались схватить воина, однако Нор уже твердо держался на ногах и обрушил меч на нападавших. Еще одну тварь он сразил наповал, одному чудовищу отрубил лапу, и оно с визгом заковыляло прочь; но воин не заметил подкравшихся сзади новых врагов, и удар камнем по голове на миг оглушил его. Нора повалили, обрушились кучей лохматые, вонючие, злобные; из руки вырвали меч, едва не оторвав и саму руку. В ноги, руки, бока впились когти и клыки... Нор, прикрывая горло, успел выхватить из-за пояса кинжал и вспорол брюхо оседлавшему его врагу. Куча-мала рассыпалась, и тарги вновь образовали кольцо вокруг Нора, словно танцующего с кинжалом, уворачиваясь от лап и камней. Теперь врагов осталось пятеро, и многие были покрыты кровью: Нор порой успевал рубануть кинжалом по протянутым к нему лапам. Но и сам воин был изранен ударами и укусами, силы быстро таяли, в ушах зазвенело от потери крови. С ужасающей отчетливостью Нор понял, что вот сейчас он и погибнет, вот эти слюнявые пасти и когтистые лапы скоро вцепятся в него, разорвут на части, и никто даже не узнает о его смерти... Собрав остатки сил, Нор крикнул:"На помощь! Воины Эндара, вперед!" хотя здесь никто и не мог его услышать - и бросился на таргов. Они сначала опешили, попятились, затем снова начали стягивать кольцо. И, когда отчаянным выпадом Нор вонзил кинжал в брюхо одного из таргов, остальные твари разом набросились на человека, повалили, смяли... Гаснущим сознанием Нор еще ощутил вонзающиеся в его тело клыки и когти. Но все же крик о помощи оказался не напрасным: возвращавшийся к Эндару гонец по имени Крэг, услышав Нора, погнал коня и оказался на месте схватки, как только Нор упал. В короткой схватке воин сразил двух таргов, остальные бежали. Истерзанное тело Нора Крэг взвалил на коня и с ним примчался в лагерь Эндара. В момент короткого пробуждения Нор успел побрататься со своим спасителем, смешав с ним кровь свежих ран; затем горячка охватила Нора и уже долго не отпускала. Жар, сжигавший его тело, долго не могли остудить ни повязки с ледяной водой из ручья, ни отвары целебных трав. И все же Нор выжил.

                Порой приходя в себя, он видел одно и то же: серое туманное небо над ним, лежащим навзничь (в воздухе этот туман или в глазах?), и в этом тумане качаются над ним вершины, и так же мерно качаются лица воинов, устало направленные вперед, и по этим лицам стекает дождевая влага, так похожая на слезы. Потом Нор проваливался в черноту небытия, и когда вновь открывал глаза - через минуту, неделю, год? - перед ним было словно то же самое: в таком же тумане так же качались такие же вершины, такие же копья и щиты, такие же заплаканные дождем лица...

                Порой Нору вливали в рот крепкий бульон, от которого по всему телу разливались тепло, сила и бодрость. Уже потом Нор узнал, что во время его болезни отряд прошел место, названное Ущельем Семи Несчастий, потому, что там на отряд обрушились многие беды, и, что хуже всего, камнепад снес в пропасть нескольких вьючных лошадей с мукой и солониной.

                В отряде впервые заговорили о голоде. После этого оставшихся лошадей стали постепенно разгружать и съедать; и все же Нора продолжали нести на носилках, и он получал столько бульона, сколько мог выпить, больше любого из воинов. Возможно, это его и спасло.

                Потом Нор, еще слабый после болезни, встал на ноги и, словно заново обучаясь ходить, пошел наравне со всеми, шатаясь и держась за хвост последней несъеденной лошади. Потом Эндар объявил, что горы скоро заканчиваются, и эту лошадь тоже съели... Но к тому времени Нор уже окреп и шел впереди в самых опасных местах, и в знак признательности к отстоявшим его жизнь товарищам, и для испытания своей судьбы. Именно Нор первым прошел по тропинке шириной в ступню, а длиной в неизвестность, между отвесной стеной слева и бездонной пропастью справа, когда всем уже казалось, что они зашли в безвыходный тупик.

                Однажды, забравшись к вечеру на перевал, они увидели, что царство бесплодных скал остается позади, впереди и ниже расстилалось море тумана, из которого лишь вблизи поднимались черные пики и за которым безошибочно угадывалась близкая долина. Наутро дорога вновь запетляла между скал, но близость долины уже не оставляла сомнений, тропа вела в основном под уклон, и встречный ветер, все более теплый, приносил непривычные пряные запахи. Передайте всем по цепочке, что сегодня мы будем ночевать внизу, в тепле и сытости! - повелел Эндар, и воины ускорили ход.

                К вечеру тропа стала расширяться и спускаться все круче, и уже в сумерках передовая группа воинов вышла из скального лабиринта на открытый крутой склон, где тропа терялась.

                Перед ними, смутно различимая в темноте, лежала огромная долина; лежала, словно спящая женщина, дыша на усталых воинов теплом и покоем, пряным запахом трав, горьковатым дымком очага, печеным хлебом...

                Внизу мелькали огоньки, и воины поспешили туда, сплачиваясь поплотнее, подготавливая оружие: еще неизвестно, чем встретит незваных пришельцев эта земля!

                Огни разгорались все ярче, и Нор вдруг понял, что там, внизу, что-то не в порядке: слишком неуемным был огонь, слишком тревожными и горестными казались долетавшие снизу крики...

- Воины, внимание! - вполголоса скомандовал Эндар. - Задним передать приказ поторапливаться, приготовить оружие, строиться в боевой порядок! Кто здесь, передовой дозор, быть начеку! Ко мне, цепью - вперед!

                Было уже видно внизу деревню, охваченную огнем; на фоне пламени метались черные фигурки пеших и конных. Было видно, как от деревни вверх поднимаются редкой цепочкой десятка два факельщиков. В это время разведчики привели к Владыке двоих перепуганных местных, старика и женщину. Они могли говорить и понимать на Всеобщем языке, и сообщили, что на их деревню только что напали бродяги-кочевники, жгут дома и грабят, а жителей убивают или угоняют в плен. Кто успел, бежали в горы, но кочевники не успокоились, начали с факелами погоню за женщинами и детьми...

- И много их, этих кочевников? - спросил Эндар.

- Много, очень много! Тридцать, а то и сорок...

- Значит, хватит тех, кто уже здесь. Ждать не будем. Воины халонов, вперед! - приказал Эндар, и передовой дозор, два десятка отборных воинов, двинулся вниз по склону, сначала шагом, а потом и бегом...

                Сопротивления почти не было. Грабители ожидали найти беззащитных женщин и детей, безобидных землепашцев, и вдруг на них невесть откуда обрушились рослые воины, закованные в броню, с тяжелыми щитами и всесокрушающими мечами. Лишь немногие из врагов пытались отбиваться; но кожаные доспехи и обтянутые кожей щиты не спасали от удара тяжелых мечей, а легкие сабли отскакивали от кольчуг, словно детские игрушки. Из тех, кто пустился в бегство, тоже вряд ли кто уцелел; но их крики успели спугнуть оставшихся внизу остальных грабителей. Те немногие, кто успел вскочить на коня и раствориться в темноте, спаслись; опоздавшим пощады не было. Грабители бросили и лошадей, уже навьюченных добычей, и связанных вереницами пленниц...

                Когда последние из воинов Эндара добрались до деревни, схватка была уже закончена, и на пепелище начали возвращаться затаившиеся поблизости жители. Они благодарили неожиданных спасителей, приносили еду, воду, а то и вино, что казалось истощенным после перехода воинам небывалой роскошью. Собравшись на площади, воины просто ложились на землю, не снимая доспехов и не выпуская из рук оружие, и тут же засыпали. На эту ночь часовых не назначали, и сон простых воинов охранял до утра сам Владыка Эндар со своими ближайшими сподвижниками.

                Ночь прошла спокойно - кочевники, видимо, после схватки не помышляли ни о чем, кроме бегства. Большинство воинов проснулись только после полудня, когда Владыка приказал поднимать всех. К тому времени тут же, на площади, был приготовлен обед для воинов, а поспавший всего два-три часа Эндар, как всегда бодрый, успел собрать военный совет.

                От местных жителей удалось узнать вот что. Многие годы эта долина, как и другие соседние земли, была владением далекого и могущественного Черного царства. Землепашцы платили дань сборщикам, зато жили спокойно. Но Черное царство вело где-то далеко войну с еще более далеким и не менее могучим государством, и тяжесть этой войны ощущалась даже здесь: все большую часть обильного урожая отбирали сборщики, чтобы кинуть в ненасытную глотку воюющих армий, под конец едва-едва оставалось на пропитание самим земледельцам. И вдруг число наезжавших сборщиков стало уменьшаться, а потом они и вовсе исчезли: Черное Царство было разбито могучим противником. Тогда, года три назад, местные жители даже начали было радоваться переменам. Но долина лишилась также покровительства и защиты, и вскоре шайки бродяг и беглых солдат самых разных мастей начали беспрепятственно грабить беззащитные мирные деревни. Некоторым нужно только пропитание, другим - что еще, но без крови и огня, если им уступить добром, а кочевники хуже всего: эти не знают пощады и жалости, жгут и убивают без причины, а женщин и детей угоняют за собой неведомо куда, оттуда никто не возвращался. На своих скакунах они нападают так стремительно, что почти нельзя спастись бегством, и добираются очень далеко, даже сюда, к самым горам, добрались. От таких набегов долина стала приходить в полный упадок. Поэтому жители спасенной деревни слезно просили чужеземцев остаться здесь и защищать поселение от врагов, за какую угодно дань. Из соседних деревень, прослышав новости, тоже прислали ходоков с подобными просьбами; и между жителями разных деревень уже завязались споры, чуть ли не до драк, ибо все боялись, что чужаков с гор мало и на все деревни не хватит.

                Конец спорам положил владыка Эндар: он громогласно объявил, что готов принять под свое покровительство и защиту своих воинов любое селение, жители которого изъявляют такое желание и согласны платить дань.

                В тот же день Владыка, посовещавшись со старейшинами деревни, объявил: достойнейшим из воинов, отличившимся во вчерашнем бою и предыдущем походе, даруется право выбрать жену из девушек и вдов деревни. Десятка три невест в своих лучших нарядах, волнуясь, выстроились вдоль улицы; воину оставалось только взять руку избранницы и увести ее за собой.

                В числе первых был и Нор. Он, как и все воины Эндара, слишком давно не видел женщин; и теперь все женские лица казались ему прекрасными. Он встречал призывные взгляды, слышал обращенные к нему слова, звучащие на незнакомом языке, и все же понятные; отвечал на улыбки растерянной улыбкой, чувствуя, что голова пошла кругом, и сердясь на себя, что все никак не может сделать свой выбор и тем задерживает остальных. И вдруг он дошел до девушки, перед которой все остальные померкли, как свечи перед солнцем. Это было как удар грома, Нор не смог бы объяснить, в чем дело и почему, просто он сразу понял, что именно эта девушка создана для него, как и он для нее, для них больше никто в целом мире не нужен! Эти светлые волосы, пронизанные солнцем, бездонные серые глаза, эти милые черты лица...

                Заколотилось бешено сердце. Нор шагнул к девушке, не отрывая от нее глаз, и она подалась ему навстречу... И воин спросил с радостным ожиданием:

- "Как тебя зовут, красавица?".

По-халонски спросил, на родном языке, и все же девушка поняла, слегка покраснела от радости и смущения, на миг опустила взгляд - словно мотылек сложил и распахнул крылья, скрылись под ресницами и вновь засияли ее чудесные глаза, и выдохнула: "Эал".

                Снова - как удар грома. Эал! "Там ты встретишь свою любовь и свою жену, имя которой - Эал". Проклятый старик! Сейчас Нору нравилась его судьба, очень нравилась, и все же... Любовь - да, может быть, но любовь проходит. А Нор - свободный воин, и вправе взять жену по своему выбору, не по чужому, кто бы этот выбор ни предлагал! Отшатнувшийся и побледневший, Нор схватил руку стоявшей рядом темноволосой девушки по имени Лиин, снова встретился взглядом с Эал - теперь в ее глазах застыли боль и непонимание... Вскоре руку Эал взял Крэг, побратим Нора, и девушка покорно побрела за своим мужем.

                Одержанная впервые, бесспорная победа над судьбой не очень-то радовала Нора. Он с Лиин теперь жил неподалеку от Крэга с Эал, каждый день по нескольку раз поневоле встречался с Ней, и каждый раз сердце начинало рваться из груди, словно он изо всех сил мчался вверх по склону, а не проходил по улице... Каждый раз в бездонных серых глазах застывали боль и недоумение, как в тот день, и Нор поспешно отводил свой взгляд, он, не опускавший глаз перед Владыкой Эндаром, да и перед любым из владык на этом свете! Каждая такая встреча была жестокой мукой. Нор чувствовал, что Эал ощущает то же, но не смел перемолвиться с ней ни словом; не смел ни взглядом, ни намеком, ни помыслом задеть честь побратима и чужой жены, жены побратима... Наяву не смел. Но по ночам неотступными стали бредовые видения, где он оказывался наедине с Эал, и они любили друг друга, и больше никого, принадлежали друг другу, и больше никому... Проснувшись среди ночи, он поворачивался к своей жене, старался выплеснуть на нее всю страсть и нежность, разбуженные видением. Потом долго лежал без сна, убеждал себя, что женщины все одинаковы, что эта блажь пройдет, что он мужчина и воин, он должен быть и будет сильнее своей любви и своей судьбы... Убеждался, засыпал спокойно, но днем стоило мелькнуть перед глазами стройной фигурке, стоило узнать неповторимую походку и светлые волосы, и опять сердце пыталось выпрыгнуть из груди... И опять сны приносили вместо забытья те же видения.

                Лиин ничего не говорила, словно ничего не замечала, не чувствовала и не понимала; послушная и заботливая, как все женщины долины, она держалась как ни в чем не бывало, но иногда неожиданный взгляд Нора заставал на лице жены тоску, или влажные глаза, или ночью, просыпаясь, слышал приглушенные рыдания... Нор то боготворил, то презирал жену за это трогательное, героическое притворство, и с этим тоже ничего нельзя было поделать. Жизнь дома стала для Нора невыносимой.

                Тем временем жизнь в долине менялась. Хотя многие высказывали опасение, не окажется ли кусок шире горла, к владениям Эндара присоединялись новые деревни. Сначала Эндар, как его и просили, направлял в эти селения по два-три десятка на постой, но быстро понял, что так его воинов надолго не хватит. А набеги продолжались. И тогда Владыка решил сделать иначе. Сам ли придумал, или новые советники надоумили, с некоторых пор при повелителе неотлучно находились двое в белых одеяниях, явно из тех горных отшельников. Но способ оказался хорошим.

                В каждой подданной деревне из воинов Эндара оставались два-три человека. Они показывали жителям, как строить частоколы и засеки, как лунками и колышками делать пустоши вокруг деревни непреодолимыми и губительными для конницы, как пользоваться оружием - от палок и дубинок до сделанных тут же луков и стрел, самодельных копий... Появлялись доспехи и оружие, отбитые у врага, да и в деревенских кузницах можно было выковать какие-никакие мечи. Для халонов было очень странно, что землепашцы воевать не умели совсем, хуже любой женщины из Халланда. Но этому была причина: законы Черной страны запрещали простолюдинам иметь какое-либо оружие, жесточайше карали такое преступление. Поколениями вбивалась покорность в этих мирных людей, и вот они оказались не только неспособными защитить себя сами, даже не могли поверить в такую возможность. Потому десяток вооруженных негодяев мог запугать целую деревню, где мужчин было в несколько раз больше, но каждый надеялся пересидеть беду в своем углу.

                Теперь границы владений Эндара охраняли два-три конных отряда, а в деревнях и деревушках спешно подготавливались отряды самообороны. В одну такую деревню попал и Нор, не дожидаясь окончания законного медового месяца. Когда в руках оружие, когда видно, где друзья и враги, все гораздо проще. Но обучать людей боевому искусству против их желания - тоже непросто! Нор не сразу понял, что прежде всего надо учить этих людей верить в свои силы, уважать себя... Объяснить, что это значит - быть человеком!

                Рабов Нор увидел впервые здесь. Да, в Халланде был закон о рабстве, были "несвободные" - "келотта". В "несвободные" попадали преступники, должники, пленники, которых не стали добивать в бою... Кто-то становился келотом на время, кто-то пожизненно; но всегда это были люди, познавшие свободу и ценившие ее, мечтающие вновь ее обрести и на многое ради свободы готовые. Можно было поручить келоту тяжелую и грязную работу, но унижать "несвободного" - значило вызвать презрение соплеменников и ненависть обиженного.

                А люди равнин, считаясь свободными, говорили: есть народы господ, вроде вас, и народы рабов, вроде нас. Мы рождены рабами, слугами господ, и по другому не должно быть, потому что на этом держится мир. Пусть господа дерутся за господство, это их дело, а наше дело - служить победителю, что бы он ни пожелал! Нор как-то, потеряв терпение, спросил своих "бойцов":

                - Ну вот представьте, пришел "господин", вроде меня, заходит в твой дом, ест и пьет все, что у тебя есть, да еще и твою жену имеет? Прямо при тебе? Что бы каждый из вас сделал?

                - Со мной такое было, - вдруг произнес Кузнец, пожилой могучий мужчина, - когда ко мне сборщик податей поселился.

                - Ну, и что дальше?!

                - Я тогда молодой был, горячий... Набрался храбрости, да и ушел из дома. Далеко ушел.

                - Набрался храбрости ?!! - Нор не выдержал, рассмеялся.

                - Закон Черного государства запрещал земледелу с земли уходить. Меня поймали, избили плетью - еле выжил. Но домой так и не вернулся, здесь остался.

                Вот таких людей и приходилось превращать в воинов. Они даже порой как будто не понимали, что заняты военной службой для себя же, своих жен и детей, родственников и соседей, а не ради каприза Господина с Гор, как величали здесь Нора и других халонов. Иногда Нор, проверяя посты, обнаруживал часового спящим в укромном уголке. Нор свирепел в таких случаях, даже бил виновных - хоть и жалел потом о несдержанности. И неизвестно, кого больше боялись "воины", кочевников или командира, но в итоге сторожевая служба наладилась. Хвала богам хоть за то, что деревня была прикрыта лесом и соседними деревнями, потому и был там Нор один, надеясь на свою выучку и на судьбу больше, чем на деревенских "воинов". И потому прошло тихо две недели, прежде чем случился набег.

                Хорошо хоть - днем, не ночью налетел какой-то шальной отряд, полтора десятка всадников, не ожидавших сопротивления. И часовые вовремя заметили, и ополченцы с оружием сбежались к своим местам у частокола. Еще враги потеряли время даром, когда рванулись все вместе напрямик и напоролись на перекопанную полоску. Удивленно ахнули защитники, когда две лошади грохнулись наземь и забились в судорогах.

                Но кочевники не отступились - после небольшой заминки пятеро всадников пустились в обход деревни сзади, туда Нор направил Кузнеца с молодежью, остальные решили ворваться в деревню по ровной дороге спереди. Тогда и Нор со взрослыми мужиками перебрался к воротам. Он приказал пока не стрелять, хоть никто и не собирался - все равно не попасть, а сам успел двумя стрелами сбить двоих. Меткие выстрелы озадачили нападавших: трое остановились, осыпая частокол стрелами, трое рванулись вперед. Благодаря заминке Нор застрелил ближайшего, но двое перемахнули через ограду. И тогда большая часть защитников пустилась врассыпную, нелепо закрывая головы руками! Всадники с гиканьем погнались за трусами, выбирая жертвы, и снесли головы троим, пока Нор не поспел навстречу. Подняв брошенное кем-то копье, Нор нанизал на него ближайшего врага. Только тогда его заметил другой, но поздно: метательный кинжал Нора вонзился в горло кочевника. А трусы продолжали убегать от уже мертвых! И Нор взревел:

                 - Назад, слизняки! Убью!!! И "воины" повернули к частоколу, все так же закрываясь руками. По счастью, остальные кочевники так и не решились штурмовать частокол, откуда бестолково сыпали стрелы пятеро оставшихся на посту защитников. Нор застрелил еще одного всадника, и остальные пустились прочь. Теперь оставалось только бояться, что сзади прорвутся те пятеро, что пустились в обход. Но, к удивлению Нора, там было гораздо лучше: Кузнец не дрогнул, а с него брали пример юноши, еще не так зараженные вековым рабским страхом. Двое кочевников перемахнули ограду и там, но были тут же убиты; остальные получили ранения от стрел и отступили. Из защитников там был убит стрелой один неосторожный юноша, остальные отделались ранениями, в основном - легкими. Конечно, будь нападавшие опытнее и многочисленнее, все могло бы кончится плачевно.  Для ополченцев этот бой принес много открытий. Оказывается, они, "рабы", могут сражаться с кочевниками и побеждать их! Оказывается, при этом трус скорее гибнет, а у храбреца есть возможность выжить и победить! И, хотя Господин с Гор один убил шестерых врагов, но и без него можно отбить нападение! И расправились плечи у победителей, заблестели глаза, и глядели они теперь на Нора без прежнего подобострастия. Пожалуй, это и стало самой большой победой того дня.

                Был, правда, и неприятный сюрприз. Двое из "бойцов" по тревоге бросились не к месту сбора, а к своим домам, спрятали в подполье свои семьи с имуществом, да так там и сидели до вечера, не высовывая носа. Этих Нор приказал привязать к скамьям, а каждому из дравшихся до конца велел по разу хлестнуть дезертира плетью. Кто-то сочувствовал трусам, но многие били от души - видно, поняли кое-что. Вскоре Нор мог оставить деревню на Кузнеца и вернуться в лагерь Владыки.

                Конечно, такие деревенские отряды даже под командой опытного воина могли отражать только мелкие группы грабителей, да еще какое-то время продержаться против более сильного противника. Большего от них и не требовалось: подать сигнал о помощи и продержаться до ее прихода. На такой случай в каждой деревне был наготове сигнальный костер и клетка с почтовым голубем, к ноге которого крепился рисунок с обозначением места его отправления. А в лагере Владыки всегда наготове был отряд "Крылатых", в который подбирали самых ловких и скорых на подъем воинов. В основном там были, конечно, холостяки, но вернувшийся из дальней деревушки Нор вскоре сам попросился к "Крылатым" - под предлогом испытания судьбы, на деле же - чтобы реже бывать дома, где так все сложилось, да так и оставалось. К удивлению Нора, Крзг тоже оказался в этом же отряде - видно, и ему дома было нехорошо. Так как предлогом для него стала дружба с Нором, они почти всегда и везде оказывались вместе, но былой сердечности между побратимами уже не было.

                Как-то на закате лета, в благодатные дни сбора урожая, Нор и Крэг вдвоем объезжали долину, в которой разрастались новые владения Эндара и народа халонов. За лето защищенные деревни обрели достойный вид, росли новые дома вместо развалин, землянок и хижин; заброшенные прежде поля вновь распахивались - налаживалась мирная жизнь. Везде было тихо, и побратимы спокойно добрались до самой Великой реки, уже привычной для них. По дороге заехали в деревню, жители которой беззаботно веселились, празднуя сбор урожая. Именно благодаря халонам смогли они наконец пожинать плоды своего труда, и воинов Эндара встретили как лучших друзей. Невозможно было отказаться от угощений, от сочных плодов, от молодого вина. Это вино пилось легко, только голова сразу же закружилась от радостного веселья. С большим трудом воины вернулись к выполнению своего поручения, вырываясь из плена дружеских рук, улыбок, смеха... Перед отъездом им все же набили до отказа седельные сумки, навесили бурдючок с вином. И снова вокруг - тишина, покой, красота отдыхающей природы... Потянуло на отдых и дозорных.

                Воины расположились на солнечном пригорке над речными камышами. Скинули тяжелые доспехи, поели припасенное, выпили еще. От вина, солнца и тишины было хорошо и спокойно. Жизнь казалась такой же ясной и безоблачной, как это небо над головой. Завязался разговор, было легко и просто говорить ни о чем, и вдруг Крэг сказал, что доходят до него слухи, которым он, конечно, не верит, будто есть что-то между Нором и его, Крэга, женой. С чего бы это?

                Нор даже обрадовался возможности облегчить наболевшую душу. Сбивчиво и торопливо он рассказал о встрече с прорицателем, о своей борьбе с предсказанной судьбой, о своих мучениях... Но захмелевший Крэг из всего сделал лишь один вывод: его предали и обманули!  С руганью Крэг набросился на Нора, начал избивать. Сначала Нору вязало руки чувство вины, потом он понял, что дело нешуточное, но сил хватало только держать Крэга за руки. Сцепившись, воины скатились с обрыва прямо в воду, но и там схватка не прекратилась. Вода доходила им, стоящим, по грудь; и тут Крэг, схватив Нора за волосы, опустил его голову в воду. Нор захлебывался, безуспешно пытаясь вырваться, но вот хватка противника ослабла. Хватая ртом воздух, Нор распрямился и вдруг заметил, что Крэг с безжизненным лицом оседает в воду, а из его спины торчит короткая стрела с черным оперением. Кочевники!

                Нор поспешно нырнул, подплыл под водой к зарослям камышей, затаился там, осторожно выглянул. Кочевников не было видно: то ли они спешили, то ли сочли Нора погибшим, то ли вовсе не заметили... Все же Нор долго выжидал, прежде чем выбраться на берег. Он не сразу пришел в себя, его мутило, все тело дрожало. Опять вспомнились слова старика...

                "Ты увидишь великую реку, течение которой неспешно, неуклонно и неумолимо, как течение судьбы. Ты чуть не утонешь в этой реке, причиной тому будет дружеский дар и руки друга, а спасут тебя враги".

                На вершине пригорка Нор увидел только остатки трапезы, коней, оружие, доспехи забрали враги. Вдалеке поднимался дым - загорелась та деревня. Видно, ее жители тоже потеряли бдительность из-за вина.

                Сначала Нор выполнил последний долг перед побратимом: выволок тело из воды, бережно уложил в кустах. Хоронить не стал: раньше - долг мести, долг воина, невыполненный ими...

                Вопреки обыкновению, кочевники не спешили покидать захваченное селение. Наоборот, новые отряды по десятку-другому всадников подъезжали сюда, уезжали же небольшие группы, видно - в дозор или с другим поручением. Наблюдая сверху, с лесистого холма, Нор запоминал расположение постов, костров... Явно, не жалкие пожитки земледелов собрали здесь столько степняков, хоть и местному вину грабители отдавали должное. Было похоже, что ждут кого-то еще, чтобы вместе устроить ловушку халонским защитникам долины. Дойдет ли до "крылатых" сигнал тревоги? Когда они доберутся сюда, и как их предупредить?

                В густеющих сумерках Нор подобрался к костру так близко, что мог без труда слышать разговоры троих сторожей. Хоть язык был непонятен, легко было понять смысл: всем хотелось в деревню, где веселились победители, но хоть одному да надо было остаться. Стали тянуть жребий, результат выдали два веселых выкрика и один злой. Счастливчики направились вверх, из темноты крикнули неудачнику что-то насмешливое. Тот не вытерпел, пустил вдогонку фразу, вызвавшую новый взрыв хохота. Повернувшись наконец к костру, сторож вдруг оказался лицом к лицу с Нором и не успел даже удивиться. Его тело Нор откатил в сторону, наспех прикрыл травой, сам запахнулся в широкий плащ убитого, нахлобучил кожаный головной убор, прикинул в руке рукоять сабли. Издалека заметный белый конь и вправду оказался конем Нора - заржал, узнав хозяина.

                Измученное тело, мерзнущее под мокрой одеждой, призывало отогреться у костра, прежде чем снова уходить в холодный туман. Но, несмотря на одеяние кочевника, на обретение коня и оружия, Нор не мог расслабиться ни на миг. Хотел было перед уходом подсечь коням ноги, но пожалел животных - только перерезал подпруги заранее оседланным, стоящим наготове. Затем поехал неспешно в обход деревни, хоть сердце стучало - скорей, скорей...

                Один раз его от костра окликнули. Нор промычал нечто полувнятное, махнул приветственно рукой, качнувшись в седле, засмеялись, успокоились. Большой костер у выезда из деревни удалось обойти, ни на кого не наткнувшись. Но пока Нор продолжил путь неспешным тихим шагом, и не зря: у дороги маячил небольшой костерок, возле которого удалось разглядеть пятерых сидящих. Нор смог приблизиться так же неспешно, не привлекая особого внимания. Лишь когда один из степняков встал, закрывая дорогу с каким-то вопросом, Нор так же неторопливо бросил ему поводья, спешился и пронзил врага, затем кинулся на остальных уже с двумя клинками. Не ожидавшие нападения с тыла, трое кочевников быстро пали в коротком обмене ударами, но один метнулся в темноту и возник вновь уже верхом, запела тетива...

                Нор шарахнулся в сторону: эта торопливая стрела сбила с него шапку. В кувырке Нор успел ухватить лежавшие у костра лук и стрелы, - перед самым носом вонзилась в землю еще одна стрела, отпрыгнул в кусты, затаился в темноте. Кочевник выпустил еще три стрелы веером, наугад, вздыбил коня, собираясь развернуться прочь, но замешкался, пытаясь все же углядеть врага. Нор поднялся на колено...

                Хоть непривычны были маленький, но тугой лук и короткие стрелы, все же третья стрела вонзилась в спину всадника, и кочевник слетел с коня. Нор подбежал к поверженному врагу, держа клинок наготове и ожидая стрелу в лицо. Но выстрел оказался удачнее всех ожиданий: кочевник только пытался распрямиться, глядя на победителя с ненавистью. Нор убил безоружного, иначе было нельзя.

                Теперь можно было не сдерживать коня и собственные чувства. В ночь рванулся по обычной для "крылатых" дороге, полагаясь на удачу и верного скакуна, пока не услышал топот навстречу. Из осторожности метнулся к кустам, вовремя - мимо просвистела стрела, длинная, из халонского мощного лука. Еле успел крикнуть: "Друзья, друзья!" чтобы остановить более меткие выстрелы подлетевших "крылатых".

                Воины Эндара опасались не застать грабителей, и сообщение Нора о засадах только обрадовало бойцов. Но ночная темнота делала бой с кочевниками опаснее, а потому после недолгих споров был принят план Нора обойти деревню издали и напасть неожиданно, с тыла. Нора лихорадило уже так, что было заметно даже в темноте. И все же он настоял на том, чтобы вести отряд. Пусть он рассказал все, что успел заметить, пусть он болен и лишен доспехов - какой рассказ заменит увиденное собственными глазами? А про себя подумал - о судьбе и своей вине перед Крэгом.

                Нападение было яростным и неудержимым. Кочевники в большинстве своем веселились в захваченной деревушке, надеясь на зоркие глаза и быстрых коней своих дозоров. Теперь они оказались вдруг отрезанными от коней, многие даже - без оружия, при свете своих костров и догоравших жилищ видны, как на ладони. И все же нелегкой была схватка с теми, кого злость и отчаяние бросили навстречу "крылатым". Хоть Нор понимал, как мало от него проку в закипевшей схватке, он не мог оставить свое место в первых рядах. Как ни прикрывался степняцким щитом, все же получил стрелы в бок и в ногу, пока прорывались в гущу врагов, уже бегущих, зато там уже дал волю клинку, но удар обрушил на него темноту...

                Видно, и впрямь судьба до поры хранила Нора: он очнулся у себя дома. Но не сразу понял, что наяву, а не в привычных снах и не в загробном мире видит склоненное над ним лицо, до боли знакомое...

                -Где я? Кто ты? - прохрипел непослушными губами.

                -Не узнаешь, о Нор, муж мой? Ты у себя дома, я - Эал! Твоя жена...

                Смерть побратима сделала его вдову второй женой Нора раньше, чем сам Нор об этом узнал. Прав, прав и здесь оказался старик!!!

                И когда произошло наяву то, что столько раз снилось Нору, и остался он наедине с Эал, своей суженой, почувствовал Нор свое вожделение, и ее покорность, но не воскресла любовь: он слишком долго плыл против течения...  Владыка Эндар призвал к себе Нора. Когда воин вошел в шатер повелителя, тот жестом отослал стоявших рядом советников, сам поднялся и сделал шаг навстречу входящему, редкая честь для простого воина!

                После вежливых вопросов о здоровье и делах Нора и его семьи, разговор перешел на дела Эндара, дела всей долины: возрастает опасность со стороны кочевников, они набираются опыта, улучшают вооружение, нападают все хитрее, все более крупными силами... А халонских воинов мало, слишком мало!

                 - Надо отправить посольство в Старшее княжество, просить помощь людьми. Надо отрядить самых уважаемых и красноречивых воинов, снабдить их обильными дарами, чтобы доказать богатство и щедрость обретенных земель... Хочу и тебя послать с ними. Согласен ли?

                 - Я воин, о повелитель, - пожал плечами Нор.

                Но в воздухе повисла недосказанность. Среди всех людей лишь они двое понимали смысл разговора: ведь это означало для Нора возвращение в места, где ему предсказана гибель. Желает, значит, Владыка испытать неизбежность судьбы, проверить, как проверяют свежеоткованный меч на бараньей туше. А почему бы и нет? Не дорога была Нору жизнь, в которой не осталось цели и смысла, кроме бесплодной борьбы с собственной судьбой. А эта цель, да и собственная гордость, толкали Нора идти навстречу неведомой опасности, не отсиживаясь в спокойном месте. Еще посмотрим, кто кого!

                 - У тебя семья, ты не обязан ее бросать... - нарушил молчание Эндар.

                 - Я сам выбрал свой путь, о Владыка, - напомнил Нор.

                Безжизненное обычно лицо Эндара на миг озарила улыбка.

                 - Я рад, что мы поняли друг друга... И я желаю тебе удачи, поверь мне!

                 - Благодарю, Владыка, - поклонился Нор и вышел.

                Выезд посольства откладывался, пока гонцы не доложили, что все перевалы открылись и путь свободен до самого Ваэланда. Немедленно собрались в путь пятеро воинов, среди которых был и Нор; он прощался со своей семьей и всеми знакомыми, словно навсегда, чем кого-то удивил, кого-то опечалил. Тяжелыми были эти расставания. Даже облегчение ощутил Нор, когда маленький отряд покинул селение и начал подниматься в горы.

                В долине снег быстро сходил с полей, уползал в кусты, перелески, овраги, как издыхающий зверь; звенели птичьи трели, а землепашцы готовились к весеннему севу и к большому весеннему празднику, Дню Возвращения Солнца. Весна наступала стремительно, победоносно; но для уходивших в горы, казалось, ход времени сменился на обратный, и воины с каждым шагом углублялись в царство зимы.

                Нор впервые возвращался по этому пути, однажды пройденному, и потому удивлялся разительным переменам. Дорога стала удобнее и безопаснее, спрямлялась там, где когда-то блуждали в поисках путей. Появились мостики, ограждения, придорожные посты, где гонец мог найти приют, тепло и пищу на своем пути. Было странно вспоминать трудности и лишения, испытанные в этих краях, узнавая то или другое место...

                По мере приближения к месту прошлогодней встречи с провидцем, Нор все больше настораживался, и его тревога передавалась спутникам. Они все чаще оглядывались по сторонам, хотя все было тихо и спокойно. Видимо, поэтому все заметили белого голубя, летевшего странными зигзагами. Впрочем, странность разъяснилась быстро: за голубем гнался коршун и неотвратимо настигал жертву.

                 - Эгей, а голубь-то почтовый! - воскликнул передний и вскинул лук, так же поступили и остальные, все, кроме Нора. Три стрелы вонзились коршуну в грудь, он резко вильнул, врезался в скалу и покатился по камням, рассеивая черные перья. Спасенный голубь взмыл в небо, и воины проводили его взглядом, все, кроме Нора: в его сознании вспыхнуло "ты увидишь, как коршун погибнет, не догнав голубя..."  Острое, звериное чувство опасности захлестнуло Нора.

                 - Тревога! - закричал он и лишь потом увидел опасность: к воинам, поглощенным птичьей драмой, подкрадывались тарги, много, десятка два, если не больше, видно, понадеялись на внезапность. Поняв, что обнаружены, твари завизжали, бросились на людей, швыряя камни и комья снега, что попадется под руку. Завязался настоящий бой...

                Нор огляделся: схватка завершалась. Уцелевшие тарги бежали под защиту скал, и вслед им летели стрелы. Вот еще одна тварь упала, начиная в агонии месить вокруг себя красный снег...

                С торжествующим кличем Нор пришпорил коня, вымахнул на середину открытого склона, подальше от коварной лощины, от скал и валунов, теперь никакой затаившийся враг не смог бы достать его и стрелой, не то что камнем. Радость победы, радость спасения, радость жизни переполнили Нора, и он закричал во всю мощь своего голоса:

                - Э-ге-ге-ге-гей! - и заметалось эхо между скалами, будто заголосили сами вершины, возмущенные такой бесцеремонностью.

                - Эй, старик! (Старик! Старик! - повторили призыв горы)

                - Ты неправ! (Прав... прав... - робко возразило эхо)

                - Подвели тебя твои тарги!! (Тарги?.. тарги?.. - переспрашивали друг друга вершины)

                - Я жив!!!

                Глухой и грозный нарастающий гул ответил на эти слова. Дерзкий голос воина разбудил "белого дракона" - снежную лавину, и мощный вал прокатился по склону перед взором потрясенных воинов, швырнул в пропасть, как соринку, коня и всадника, и запечатал их останки в белом саркофаге.

                Так исполнилось и последнее из предсказаний провидца: от своих же слов и собственной гордости погиб Нор, Который Поспорил с Судьбой. .

 

 

Песня О Судьбе

 

1.Легенду старинную слышал любой

  О Норе, который поспорил с судьбой.

  Силен, и неглуп, и упорен, и смел,

  Он все же уйти от судьбы не сумел.

 

2.Течение Жизни, великой реки,

  одним - по пути, а другим - вопреки,

  теряются силы в напрасной борьбе,

  но каждый судьбу свою носит в себе.

 

3.Не складывай руки, и зря не тони -

  теченье пойми, и себе подчини,

  найди свой поток, чтобы выиграть бой

  за гордое право поспорить с судьбой.

 

4.Коль воин владеть не умеет собой,

  ему бесполезно бороться с судьбой.

  Кому не указ ни гордыня, ни страх,

  судьбу свою держит надежней в руках.

 

5.Не думай о том, что сулит тебе рок, -

  начертан ли путь, и назначен ли срок...

  Душой не криви, оставайся собой -

  - тогда ты, бесспорно, владеешь судьбой!

Коль верен себе, значит, владеешь судьбой!

 

 

        Травы Огленда.

 

Честны вершины, но бедны,

Людей не радуют вершины,

Мы, как от брошенной жены,

Ушли за счастьем на равнины,

Где так раскинулись поля,

Где так мягки, пахучи травы,

Звала нас щедрая земля

Для кратковременной забавы.

 

Из гор ворвавшись на простор,

Река мелеет и слабеет,

Суровы дети древних гор

И жить в покое не умеют.

У этих трав коварный нрав,

Опасный для непосвященных,

Мы растворились в море трав

С неосторожностью влюбленных.

 

Шептали травы по ночам

Слова, что нам опасно слушать,

Вязали травы ноги нам

И оплетали наши души.

 

Там не для нас цветы цвели,

Там нам по праву - лишь могилы,

И мы исчезли с той земли,

Но позабыть ее не в силах.

Мы - дети проклятых отцов,

У нас в крови с тех пор поныне,

Как обманувшая любовь,

Горчит настой чужой полыни.

 

Не скроет память, чей ты сын.

Нам никуда не деться снова.

Мы - дети преданных вершин,

Чужой травы и странной крови...

 

 

 

 

Легенда О Ахаргелоне

         Em

1.Три ветви одного ствола,

     Am             H7

  И три судьбы,- а кровь одна...

         Em

  Их чаша горькою была,

    Am7          H7

  Но выпита до дна она.

   Dm           E7     Am

  Единым прежде был народ,

         E7               Am

  И был могуч, не знал преград,

           C

  Но разошлись пути, - и вот

     Am             H7

  Враги погнали всех назад...

         Am7      D7    G

  И был второй величья миг,

            C      Am   H7 Em

  Но рок раздора вновь настиг.

        Am7    D7   G7+   C

  "Т`мен родлинты дорот ваэл,

      Am7   C  Am C H7 Em

  Ба тэлтай ро кетофриэл."

 

2.Охотник Гел бродил в лесу,

  И у ручья, на склоне дня,

  Он встретил девушку-красу,

  Их страсть была, как всплеск огня!

  Меж их родов была вражда,

  Был страшным гнев вождей, и вот

  Гел с Айной смог бежать тогда,

  Влюбленных принял третий род...

  Их первый сын, Ахаргелон,

  Стал сыном равно трех племен.

   1Энар т`нен лон, Ахаргелон,

   1Тэлтай хэ ро тарфламталон.

 3.Впитавши мудрость трех племен,

   Он рос, отважен и могуч,

   До посвященья барса он

   Смог победить средь горных круч.

   Направил бог его шаги,

   Объединил собратьев он.

   Бежали в ужасе враги

   От грозной силы трех племен...

   И трех красавиц трех племен

   Взял в свой шатер Ахаргелон.

    1Тэлтай тар фламта гиброт хэ,

    1Тар ахэл каната фо хэ.                                 

 4.Три сына разом родились,

   Пока отец в сраженьях был.

   Кто первый - споры начались,

   Но царь раздоры прекратил.

   Законы братства соблюдать

   Учил детей Ахаргелон,

   И кто захочет первым стать,-

   За то последним станет он.

   И каждый мальчик рос, как он,

   В отца отважен и умен.

    1Се ро тар ахэл ильконта,

    1Силэл ун суэл, кэл т`хен тат.

 5.Разбивши всех врагов в бою,

   Царь на охоту взял собак.

   И вот тогда стрелу свою

   Ему нацелил в спину враг...

   Пропела тетива свое,

   И навзничь пал  Ахаргелон.

   А перья, древко, острие

   Убийца взял от трех племен...

   И разгорелась вновь тогда

   Уже забытая вражда.

   На кровь земли, на стон ее

   Врагов слетелось воронье!

    1Ул ар музагта дорот сэг,

    1Т`нэ кушро т`ми, кэл крудэл крэг!

 6.Величья миг прошел, как сон,

   Но не пропал бесследно он:

   В крови народа растворен

   Великий царь  Ахаргелон.

   Дела тех дней, о дети гор,

   Должны мы помнить каждый час,

   Забыть должны былой раздор,

   Чтоб общий враг боялся нас!

   И в третий раз величья час

   Когда-нибудь придет для нас!

    1Се рэ энтар т`мен ваэлтай,

    1Т`ме хабрэ викритай нэлтай!

 

 

 

Легенда О Красном Ручье

 

                 ...Всем известно, что недалеко отсюда, в верховьях ущелья, где бурлит речка Гремучая, есть удивительный незамерзающий ручей - вода в нем странного цвета и странного вкуса: красноватая и горько-соленая, словно кровь. Все ли знают, отчего это так? Что, никто не знает?! Эх, молодежь... Ладно, подкиньте-ка дров в огонь: хороший рассказ не терпит спешки.

                 Было то в годы Великого Объединения. Да, память древних преданий проникает через столетия... В верховьях того самого ущелья было селение, где среди прочих жили двое: юноша и девушка. Подрастали рядом, в соседних домах, играли вместе - мальчик был на три года старше девочки, а та была умна и резва не по годам. Бариш* звали мальчика, а девочка в день совершеннолетия получила взрослое имя Лирис*; но Бариш продолжал звать ее детским прозвищем Берилзи - "Солнечный Зайчик", была она легка и своенравна, как ветер, светла и неуловима - и впрямь как блики света. В детстве она была похожа больше на сорванца-мальчишку, чем на девочку; во всех мальчишечьих играх была среди заводил. И вдруг из такого сорванца выросла высокая стройная девушка, да еще какая красавица! Ее серые глаза то завораживали колдовской глубиной, как горные озера, то вспыхивали озорными зелеными искрами. Вам ли не знать, как опасно такое соседство? Да, для Бариша соседская девчонка, которую он привык называть сестренкой, стала вдруг первой - и единственной - любовью. Переживания юноши было нетрудно заметить, но как это выразить словами для любимой? Рядом с Ней и язык, и руки, и ноги, все становилось непослушным, тяжелым, чужим. Уже неустрашимый воин, подходя к Ней, вдруг чувствовал страх сильнее, чем на краю пропасти. Да что я говорю, вам-то все и без слов понятно! Но однажды все же смог Бариш спросить девушку, что она думает о любви. Улыбнулась та, но глаза ее стали серьезными, и сказала:

                 - В ночь совершеннолетия видела я сон. На небе, среди звезд, я шла по мосту, и там встретила юношу, он не похож ни на кого из знакомых, но мне казалось, будто я знала его всю жизнь, и мы разговаривали почти без слов, сразу понимая друг друга. Я думаю, это и есть любовь. Я его люблю и буду ждать этой встречи.

                 Бариш решил, что девушка придумала удобную отговорку, "сестренка" всегда была выдумщицей. На том разговор и закончился.

 

                      Ожидание

                   ( Песня Лирис )

   C      Am            D          Em

1.Было ли сном      То, что вижу, как наяву?

   C*                   D*         Em*

  Кто он, о ком     Я мечтой отныне живу?

   C**                  D7         G6*

  Кажется мне,      Эта сказка станет судьбой:

   C      Am            D          Em

  Было во сне,      Наяву случится со мной.

 

        "Во сне связал нас дивный звездный мост

         В алмазной радужной пыли..."

 

2.Знать бы, когда, - Можно ночи глаз не сомкнуть.

  Знать бы, куда, -  Я готова тронуться в путь!

  Речи без слов,    Теплота от взглядов его...

  Это - любовь, -    Вот разгадка сна моего.

 

        "Вдвоем всю ночь бродили между звезд,

         Наговориться не могли..."

 

3.Много людей        Очень славных встретилось мне,

  Только родней      Не нашлось того, что во сне.

  Сны позабыть,      Жить попроще разум велит...

  Как же мне быть,   Коль упорно сердце молчит?

 

          "Но дивный сон унес рассвет,

           С тех пор к тебе иду..."

          "Было ли сном  То, что вижу, как наяву?"

 

4.Веснам сгорать,    Стыть чужим следам на снегу...

  Сколько мне ждать? Что еще я сделать могу?

  Снова свеча        На моем окошке горит,

  В звездных лучах   Путь любви на небе блестит...

 

          "Было ли сном  То, что вижу, как наяву?"

 

                 Как раз те годы были судьбоносными для нашего народа. Повелитель Унриш Ахаргелон, Великий Объединитель, Сын Трех Племен, смог преодолеть вековую вражду, собрал силы всех халонов и направил их против общего врага - захватчиков в сверкающих панцирях. Помните, конечно:

"Направил Бог его шаги,  Объединил собратьев он.

                Бежали в ужасе враги От грозной силы трех племен..."

                  Но представьте еще, что и в те далекие, великие дни жили такие же люди, как сейчас, и какие-то личные заботы казались им важнее, чем все то, о чем потом слагают былины...

                 Бариш добился высокой чести - войти в дружину Ахаргелона, среди лучших воинов всех племен; там он совершенствовался в ратном мастерстве, возмужал, увидел мир шире, чем из своего селения, и обрел новых друзей среди бывших врагов. Человек вблизи редко похож на врага; если бы каждый знал каждого не понаслышке, а вблизи, осталась бы вражда на этом свете?

                 Но ближе всех стал для Бариша воин из равнинного племени, по имени Гитриш*. Воины в дружине Ахаргелона при вступлении принимали круговое кровное побратимство. Именно это часто удерживало воинов от междусобной сечи, особенно когда кто-то смеялся над чужими обычаями. Правда, со временем ссоры становились все реже. Если каждый день плечом к плечу с кем-то отбиваешься от общих врагов, станешь ли ссориться с этим человеком из-за пустяков?

                 Но если между кем-то и мог быть поединок, то между этими двумя неразлучными, Баришем и Гитришем, ибо были они почти во всем равны и почти во всем выше всех остальных. Оба были горды и горячи. Во всем состязались побратимы-соперники, и никак никто не мог добиться перевеса. Лишь в одном признавал Бариш превосходство друга: Гитриш пел и слагал песни не хуже бывалых певцов, да и сам Ул-Ваэл-Зингриш называл его лучшим учеником! Бариш же только слушал и делал вид, что не очень-то это интересно. Но попробовал бы кто-нибудь другой пренебрежительно отозваться о песнях Гитриша при Барише! Ведь, как бы ни спорили они во всем остальном, как ни горячились, если кто-то мог помочь кому-то хоть против всего мира, то это - Гитриш и Бариш. Даже Повелитель называл их не иначе как "двойняшки" - под дружный хохот отряда - чтобы никого из двоих не обидеть, назвав одного после другого.

                 Закончился победно большой поход Ахаргелона. Многие достойные воины получили передышку, отпуск домой, в родные селения. Среди достойнейших, конечно, впереди и наравне - Бариш и Гитриш, оба израненные, но веселые, опьяненные победой.

                 Два года не был Бариш на родине. Как будто целая жизнь прошла для него в другом мире, и как будто ничего не изменилось в селении. Вот только милая соседка, Мечтательница и Солнечный Зайчик, стала еще прекраснее, еще роднее и желаннее. Она перенимала от матери секреты врачевания, перевязывала Баришу раны - и целебнее всего было для юноши соседство любимой, и любую боль он перенес бы, не заметив, от этих рук. И однажды, ощутив прилив уверенности, сказал он девушке:

                 - Наши родители давно мечтают увидеть нас супругами. Когда устроим свадьбу?

                 - О брат мой, - сказала Лирис нежно, но лицо воина омрачилось, - брат мой, ты близок мне и дорог, как никто другой, и я была бы рада подарить тебе счастье. Но не ты мне приснился любимым...

                 - Ты еще веришь снам, как маленькая девочка?

                 - А я и есть еще маленькая, разве ты не знаешь? - отшутилась она.

                 Но Бариша было уже непросто смутить.

                 - Война не кончена, и путь воина опасен. Я не боюсь смерти, но боюсь другого, не узнать твою любовь...

                 - Ты не погибнешь, и мы продолжим этот разговор, - ласково, но твердо сказала девушка. И вдруг поцеловала воина в щеку и ускользнула, прежде чем он сомкнул объятия. Солнечный Зайчик, и только! Был ли этот поцелуй обычным, сестринским, или нежнее? Чем дольше думал об этом Бариш, тем больше убеждал себя в желаемом... 

 

                 Прощание

        ( Дуэт Бариша и Лирис )

   (D Em)2   pimiaimi

       Em         C                D             H7

1.Он:Путь воина опасен.         Так надо - ну и пусть!

       Em                 C        Am          H7

     И взгляд мой прям и ясен,  И все же я - боюсь;

       Am7   D7   G                C     (g)    H7

     Боюсь тебя обидеть,        Но есть силнее страх:

       Em         C                Am     D     Em

     Боюсь я не увидеть         Себя в твоих глазах.

                      (D Em)2

2.Она: Путь воина опасен,        Но знаю: ты придешь,

    Твой главный страх напрасен, Но зря ответа ждешь,

      Боюсь тебя обидеть,        И жду тебя назад,

      Хочу тебя увидеть,         Мой самый лучший...брат!

3.Он: Все так же, как и прежде,  И снова - долгий путь,

      И сладкий яд надежды,      Что - вдруг, когда-нибудь...

 Она: Исход еще не ясен,         Трудна с собой борьба...

      Путь воина опасен.         Храни тебя судьба!

    ( Am7    D7    G    C     Am    D    Em)2,(D Em)2

 

                 Тем временем раны Гитриша быстро зажили, и не было той силы, что приковывала бы его к родному селению, как Бариша. И воин решил использовать передышку, чтобы навестить друга, ведь ему без вечного соперника все время словно чего-то недоставало.

                 Когда дорога пошла по горам, не все доброжелательно встречали воина в равнинной одежде, порой лишь знаки личного дружинника Ахаргелона могли удержать кого-то от ссор. Но мир не без добрых людей, а язык, как вода, путь разыщет всегда: кто-нибудь да подсказывал верную дорогу. Вот и теперь, в очередной раз призадумавшись, Гитриш спешился, огляделся - и направился к девушке, собиравшей травы на краю рощи. Та тоже обратила внимание на пришельца, взгляды встретились, и словно молния поразила обоих.

                 Ибо они встречались уже, в том самом сне, соединившем их двоих на звездном мосту. Гитриш даже песню сложил об этом сне; и Бариш, услышав эту песню, удивился сходству со сном любимой, но промолчал: "эти певцы тоже любители подобных выдумок"...

                 И теперь все было как во сне, только вместо звезд кругом желтели одуванчики, вместо радуги под ногами была трава, но двое шли по ней, словно по небесам, взявшись за руки, и говорили почти без слов. Наконец Гитриш опомнился:

                 - Слушай, я забыл сказать. Я ищу друга, он должен жить где-то неподалеку. Его селение называется... Ах! Вот и он! Что за день сегодня!

                 И в самом деле, Бариш соскучился в ожидании девушки и направился ее искать. И вот, такая встреча...

                 - Слушай, Бариш, представляешь, это та, кого я видел во сне! О котором песню сложил, помнишь... Да что с тобой?

                 Гитриш наконец проснулся, увидел потрясение Бариша - непохожее на то, что бывает от неожиданной встречи с другом, - смущение девушки, сделал кое-какие выводы. Он сказал:

                 - Слушай, Бариш! Я искал тебя, чтобы сообщить о сборе войск. Но если твои раны еще не зажили...

                 - Мои раны в бою заживут быстрее, - ответил Бариш. - подожди, я недолго.

                 Действительно, после поспешного обеда и еще более поспешных сборов побратимы-соперники бок о бок выехали из селения. Девушка от околицы глядела им вслед, махая рукой. Оба одновременно обернулись, одновременно махнули в ответ и пришпорили коней,

                 Через несколько поворотов Бариш наконец заговорил:

                 - Так это правда?..

                 - Что?

                 - Про сон... А про сбор войск?

                 - Про сбор - нет, не правда.

                 - Я так и понял. И ты меня понимаешь. Я люблю ее больше жизни.

                 - А... она тебя?

                 - Я люблю ее больше жизни, мрачнея, повторил Бариш.

                 Он спрыгнул с коня, скинул плащ, проверил меч: легко ли он выходит из ножен. То же вслед за ним проделал и Гитриш.

                 Первым нарушил молчание тоже Бариш.

                 - Нам двоим тесно на земле. Мы давно собирались проверить, кто же из нас лучше владеет мечом?

                 - Вот уж не думал, что придется направить его на побратима.

                 - И я не думал, ответил Бариш.

                 Поединок начали медленно и тяжело. Казалось, что и мечи не хотят схватки. Но привычки опытных воинов наконец взяли свое, и тут ветер донес до них тревожный призыв рога. Продолжение поединка откладывалось.

 

             Призыв

 (DV,EmVII)2

 Em:gf#e F#f# Em:ef#g  f#   e F#:f#

1.  Воины гор, собирайтесь на зов!

 C:gf#e Am:2d c# d F#e d  h H7b(3)f#

  Рог боевой не трубит понапрасну.

   Em          F#      Em         F# (mel.= first line)

  Все, кто с оружием, все, кто готов

   C        Am         C(g)  H7      (mel.= scnd  line)

  К битве любой и к дороге опасной.

 Em:2h h?h?   D7:c#de Gd e  f# AmV:c

  К нам приближается войско врагов!

 C(g):gf#eAm2dc#d D:ed  c/dX Em(VII)h/eXII

  Воины гор, собирайтесь на зов!

    { D(V) Em(VII)

2.   Воины гор, пусть заблещут мечи,

  Вспыхнет на них наша древняя слава.

  Пеший и конный, беги и скачи,

  Чтоб защитить от расправы кровавой

  Женщин, детей и седых стариков...

  Воины гор, собирайтесь на зов!

3.   Горное эхо умножит наш хор,

  К нашему войску примкнут и вершины.

  Так не уроним же, воины гор,

  Наше высокое званье - мужчины!

  Горы помогут нам против врагов.

  Воины гор, собирайтесь на зов!

 

                 Враги удивительно быстро оправились от поражения, собрали новое большое войско и быстро приближались, надеясь застать врасплох Объединенное войско Ахаргелона. Но дозорные и вестовые халонов достойно выполнили свой долг: основная часть войск была собрана и готовилась нанести врагу встречный удар. Преимущество неожиданности в результате осталось все же за Ахаргелоном: быстро двигаясь, враг не успевал тщательно разведать силы противника, и Повелитель спрятал отборные войска в засаде, выставив лишь небольшой заслон: пусть враг думает, что ставка на неожиданность оправдалась.

                 Перевес захватчиков и в числе, и в вооружении был велик - даже если считать затаенные резервы. Передовой же заслон должен был сдержать почти десятикратный перевес вражеских латников. Но Ахаргелон не зря выбрал место для боя: узкая долина между лесистыми холмами не давала пришельцам навалиться со всех сторон и обесценивала численный перевес.

                 Часть вражеского войска потянулась в дальние обходы, направо и налево; отдельные отряды пытались, невзирая на огромные потери, прорваться по флангам, надежно прикрытым засеками; остальные же сгрудились у входа в долину и волна за волной накатывались на героический заслон, и эти волны откатывались, сильно поредев. Редели и ряды защитников. Искусные лучники-горцы издалека поразили множество нападавших; но многим уже пришлось отбросить пустой колчан и выхватить меч.

                 Стоявшие рядом с Повелителем воины видели на его лице гнев и страдание: ведь там, внизу, гибли лучшие из лучших, вернейшие из верных! Но, чтобы эти смерти не были напрасными, требовалось выжидать до подходящего момента, когда расстроятся боевые порядки противника, исчерпаются его свежие силы. Уже казалось, что вот-вот прорвется редеющая цепочка защитников, и бой превратится в бойню. Но вышло иначе. Привстав, Ахаргелон махнул рукой, и в небо вырвалась белокрылая голубиная стая. Это зрелище вряд ли заметили внизу, в кровавой каше; но многие глаза ждали с нетерпением именно этот сигнал, и многие дремавшие до поры силы сразу же пришли в движение. Сорвались с тетивы дрожавшие от нетерпения стрелы, и многие военачальники врага разом попадали бездыханными под ноги своим растерявшимся подчиненным. А по склонам, как неудержимая горная лавина, уже скатывались ряды тяжелых копейщиков с грозным криком "Круши!", и за ними блестели яростные мечи новых и новых воинов...

                 Все смешалось. В стане врага самоуверенность резко сменилась паникой, и исход битвы уже казался решенным. Но конный отряд, где сражались наши герои-побратимы, и другие личные дружинники все еще стояли, словно прикованные, возле Повелителя, ожидая своего, особого сигнала.

                 Какой-то новичок-юнец воскликнул:

                 -Чего же мы ждем? Над нами будут смеяться те, кто побеждает там, внизу!

                 Командир одернул нетерпеливого:

                 -Не волнуйся, мальчик! Еще успеешь, и в самое пекло. Вот только выберем местечко пожарче...

                 Постепенно картина боя прояснилась. В гуще вражеских войск, на высотке, вновь зареяли поникшие было стяги и вымпелы, оттуда понеслись властные призывы боевого рога. Кто-то пытался собрать в единый кулак немалые еще силы, вновь переломить ход сражения в свою пользу. И тогда Ахаргелон привстал, обнажил сверкнувший на солнце меч и указал им туда, где билось сердце еще опасного чудища, где пульсировал его мозг.

                 В грохоте копыт всадники сорвались с места, набирая скорость по руслу высохшего оврага, и врезались в месиво сплетенных схваткой тел, как нож в масло. Впереди летели Бариш и Гитриш, и ничто не могло остановить их. Оба словно искали смерти, но она сама бежала от них. Стрелы сталкивались в воздухе, - но словно незримый щит отводил их от героев.

                Как бешенный вихрь, ворвались они на командную высоту, ошеломив врагов внезапностью и яростью натиска. Разбегались в стороны блистательные рыцари, попадали стяги с перерубленными древками, рухнул разрубленный вместе со своим рогом сигнальщик, пока враги наконец поняли, что всего двое храбрецов прорвались сюда, и вокруг побратимов стало сжиматься ощетиненное оружием кольцо.

                 Под Баришем убили лошадь, и несколько латников бросились на поверженного врага, но меч Гитриша удержал их на почтительном расстоянии, пока соратник поднимался на ноги. А вскоре и Бариш так же прикрыл своего недавнего спасителя. Вдвоем в кольце врагов, прикрывая друг другу спину, продержались они те несколько минут, что в бою кажутся часами; несчетное число раз спасали они жизнь друг другу, ревниво следя, чтобы и в этом счете не отстать от вечного соперника. Подмога поспела, когда израненные, измотанные неистовой схваткой богатыри едва держались на ногах, прислонясь друг к другу спинами; но враги так и не прорвались через завесу сверкающих мечей и завал изрубленных тел, окружавшие грозных воинов.

                 Разгром врага был сокрушительным. Казалось, немало лет должно пройти, прежде чем захватчики смогут продолжить войну, если и сохранят такое желание.

                 После великой битвы прежние "двойняшки-неразлучники" разъехались по своим селениям, не перемолвившись и словом. Гитриш дал себе слово: забыть чудный сон и эту прекрасную девушку, с которой его связывали лишь несколько мгновений да считанные слова. Хотя во сне дивный образ преследовал его, наяву воин держал себя в руках. Только стал замкнутым, мрачным и неразговорчивым. Но это родные приписывали действию тяжелых ран, впечатлениям от битвы, от потери друзей...

                 Раны, действительно, были тяжелыми и заживали долго и болезненно, тем более, что чаще всего Гитриш, словно в добровольном заточении, подолгу сидел дома, избегая целебного влияния свежего воздуха, веселья, движения. Именно в такой момент дверь распахнулась, и на пороге, словно видение, возникла Она, в дорожной одежде, запыленная, но еще более прекрасная.

                 Девушка рассказала Гитришу, что узнала обо всем от Бариша - тот не смог солгать или отмолчаться; что она с детства считает Бариша братом и хочет, чтобы он и оставался братом для них обоих, ведь это так прекрасно, правда? Что она взяла с Бариша слово - никогда больше не поднимать руку на побратима. Что она понимает неловкость положения Гитриша и поэтому сама, первая скажет о любви и предложит свадьбу.

                 Все сомнения были отброшены. Вмиг выздоровел богатырь, не только от целебных трав, секрет которых знала Лирис, но скорее от счастья, переполнявшего сердце. Был назначен срок обряда; сам Повелитель обещал принять участие в торжестве и его подготовке - он всемерно поощрял межплеменные браки, считая кровное родство лучшим противоядием от междусобиц. Несколько прекрасных дней провели влюбленные, почти не расставаясь. Гитриш все время пел, он просто не мог говорить иначе как песнями, и говорят, многие из тех его песен поются до сих пор. А невеста подпевала ему так, словно знала эти песни с детства. Но все же, для подготовки свадьбы ей нужно было вернуться в родное селение, а жениху пришлось задержаться.

                 В эти дни и произошла та роковая охота, которая никогда не забудется. Пока Ахаргелон охотился на оленя, враг охотился на него, - и Повелителя нашли убитым стрелой в спину, и та стрела имела признаки от каждого из племен.

                 Коварный замысел удался: каждый стал обвинять остальных. От имени несовершеннолетних сыновей - наследников Ахаргелона, бывших в каждом из трех племен, племенные старейшины начали проклятую междоусобную Войну За Первородство.

                 Гитриш отказался поднимать оружие на побратимов, призывал и остальных к тому же, но старейшины родного племени объявили его отступником и приговорили к изгнанию. Все же никто не посмел выполнить приказ до конца - отобрать у воина коня и оружие. И тогда Гитриш помчался к невесте, и ничто не могло его остановить. Уже на землях горного племени дозор из троих воинов напал на него; Гитришу пришлось вступить в бой, и он одолел всех троих, но потерял коня и продолжил путь бегом.

                 Уже ночью бежал Гитриш, и не встречал на пути препятствий, только у границы селения, где жила Лирис, на воина сзади напал дозорный, и опять Гитришу пришлось пролить кровь. Схватка была слишком короткой, чтобы растревожить селение; но теперь Гитриш потерял последнюю надежду на мир с соплеменниками и родными своей невесты.

                 Изгнаннику было нечего терять и не на что надеяться. Он незамеченным пробрался к дому любимой и под ее окном начал негромко насвистывать мелодию той самой песни о вещем сне. Лирис плохо спала в те дни; услышав знакомую мелодию, она не сразу поверила, что это наяву, но тут же распахнула окно. Недолго пошептавшись со своим избранником, она осторожно собралась и выскользнула наружу. Тревога омрачала радость встречи. Влюбленные решили бежать как можно дальше, полагаясь на судьбу не повезет ли им повторить то, что удалось родителям великого Ахаргелона?

                 Но Баришу тоже не спалось, и он понял, что происходит. Любящее сердце тяжело расстается с надеждой и легко ее обретает. Новые события возродили у Бариша прежние мечты, он снова видел Берилзи своей суженой; и неожиданное появление соперника уязвило юношу в самое сердце. Схватив меч, бросился он вдогонку беглецам; и лязгнули, скрестившись, клинки, но девушка воскликнула:

                 - О брат мой! Вспомни свое слово!

                 Бариш замешкался, и Гитриш смог выбить меч из его руки; Лирис подобрала оружие, и влюбленные, не теряя времени, побежали дальше. Близился рассвет, и в селении уже поднималась суматоха: многих растревожил шум, обнаружилось и тело часового. Но пока погоня искала следы, Бариш, уже не понимая, что творит, кинулся в дом, схватил лук и стрелы и помчался наперерез беглецам полузаброшенной тайной тропкой. Вместе с "сестренкой" он облазил в детстве все окрестности селения, и без труда угадал ее путь. Там только в одном месте можно пересечь ущелье, и это затруднит задачу погони; но там же можно перехватить беглецов!

                 В горах нечасто короткая дорога быстрее длинной: на пути были скалы, кусты, бурелом, но с нечеловеческой силой и быстротой преодолел Бариш все препятствия и смог из-за кустов увидеть тропу, когда на ней что-то мелькнуло. Словно сами руки натянули лук и направили стрелу; и Бариш понял, что произошло, когда девушка уже упала со стрелой в сердце.

                 Гитриш склонился на колени перед любимой, затем бережно - будто она спала, и он боялся разбудить ее, поднял невесту на руки, подошел к краю пропасти и со своей драгоценной ношей прыгнул вниз. Восходящее солнце успело осветить эту сцену, и подбежавшие первые преследователи бессильно застыли, опуская руки. Бариш тоже спустился к месту, где пролил кровь своей любимой; он то смеялся, то рыдал, как безумный. Из его несвязных речей удалось понять все случившееся. Лишь с большим трудом соплеменники увели Бариша в селение. Пытались найти тела влюбленных, но это не удалось; видно, унесла их бурная речка. Зато тогда-то и обнаружили Красный Ручей, о котором раньше никто и не слышал.

                 Бариш несколько дней метался в горячке; затем, казалось, начал приходить в себя. Он наотрез отказался впредь браться за оружие, и его оставили в покое. Он становился молчаливее, мрачнее; часто спускался к Красному Ручью и там подолгу сидел с остановившимся взором. Его уговаривали вернуться домой, поесть и попить хоть что-нибудь; но потом Бариш упорно возвращался к Красному Ручью. Вскоре там его и нашли мертвым, без видимых причин смерти, и там же похоронили, завалив камнями.

                 Да, так все и было. Так я слышал это от своего деда, как и он от своего, не изменив ни слова, по закону Сказителей. И эти давние события, удостоенные памяти легенд, снова встают у меня перед глазами. Вы знаете, какие наступили тогда времена, страшные, безумно кровавые. Но не затерялась, сохранилась в памяти людской та маленькая струйка крови, что окрасила навек Красный Ручей.

                 Дано ли нам знать законы запредельного мира? Может быть, сейчас две влюбленные тени, навечно юные, идут по звездному мосту, как в вещем сне. Может быть, столетия примирили их и с третьей тенью? Кто знает... Только с тех пор и поныне течет, не останавливаясь, Красный Ручей, напоминая людям о маленьком событии седой старины. И, говорят, глоток воды из этого источника придает влюбленным смелость и решительность, дарит им удачу.

                 Есть и такие, что говорят, будто все это - выдумки, и этот ручей стал Красным в другие времена и по совсем простым причинам. Пусть говорят, не спорьте - чтобы они поскорее замолчали. Скучные люди!

 

    Баллада О Вещем Сне  

         (Песня Гитриша)

     Em               C

1.Во сне связал нас дивный звездный мост

     Am        D7     Em

  В алмазной радужной пыли.

     Em               C

  Вдвоем всю ночь бродили между звезд,

     Am    H7       Em

  Наговориться не могли.

      C           D7

  Но дивный сон унес рассвет,

      G             C

  С тех пор к тебе иду,

   Am (ge)       Em(ge)

  Ищу, зову, но где ответ?

      C      D          Em

  Лишь эхо вторит мне:"Ау!"

   Em Em  C D Em

 

2.Семь пар надежных, крепких башмаков

  Сносил без отдыха и сна.

  Семь раз я шел сквозь сумерки снегов,

  Семь раз сияла мне весна.

  Лишь раз, во сне, я знал любовь,

  Найду ли наяву?

  Пою я песню, вновь и вновь,

  И эхо вторит мне:"Ау!"

3.Тебя узнал, лишь только я узрел,

  Сомнений нет - ведь это ты!

  Но видно, я в дороге постарел -

  Не узнаешь мои черты.

  Меня тогдашнего ты ждешь,

  Не видя наяву...

  Зову тебя, и ты зовешь,

  И эхо вторит нам:"Ау!"

   ( C D Em )2

 

 

 

Боевая Халонская

 

Em

Были наши времена,

                         C6

Были наши племена   сильней.

Am

Нам знакомы все пути,

D                       Em

И отважней не найти людей.

 

Много лет тому назад

Поднял меч на брата брат -    вражда.

Враг не мешкал между тем,

И пришла тогда ко всем   беда.

Не отнял свободу враг,

Хоть и кровь струилась как   вода.

Лучше гибель, чем позор,

Так считали дети гор   всегда.

 

Припев:

 

C                D7 D

Помни, воин - в жилах кровь

G               C

Древних доблестных родов.

Am      D    Em

Гордись! Гордись!

G                 C

Гордость - для твоих детей,

Am            D

Кровь за это не жалей

   Em

И жизнь.

 

И менялись времена,

Шли чужие племена   сквозь нас.

Кто приходит - все умрут,

Только горы вечно ждут  свой час.

Топчут землю чужаки,

Пьют чужие из реки   сто лет.

Лишь свобода есть у нас,

Значит, к нам вернется час   побед.

 

Припев.

 

О ахар, мемра тен род,

Тен родришта ахвитрот,

Гитра! Гитра!

Гитрил ри фо тен линта,

Тэл фо круд ун тэн виттай,

Гибра.